Они сидели в кафе возле ЗАГСа. Было тихо. Даже слишком. Как перед бурей. Только теперь буря внутри — утихла.
— Скажи честно. — Света сложила руки. — Ты всё ещё его любишь?
— Уже нет. Скорее, помню, что любила. — Анна криво улыбнулась. — Но знаешь, это как вспоминать, как у тебя зуб болел. Страшно, больно, но… всё, уже вырван. И дырка затягивается.
Анна вошла в квартиру, ключ повернулся мягко. Привычно. Только теперь — только её ключ. Её замок. Её территория. И ни одной чужой чашки на кухне. Ни одной Марининой юбки, забыто выброшенной на кресло. Ни маминых «советов». Ни Васиного «сама разберись, я устал».
Только она. Тишина. И весна за окном.
Тепло стало только к вечеру. Телефон пиликнул. Василий.
Сообщение: «Ань, поговорим? Я не готов это вот так всё закончить. Может, ещё есть шанс…»
Анна уставилась на экран. Долго. Потом положила телефон на подоконник. Сделала глоток чая. Вдохнула. И ответила:
«Ты не хотел меня слышать, когда я была рядом. Сейчас уже не нужно слушать, когда я ушла»
Через три недели они встретились в суде. Всё прошло быстро. Без истерик. Без криков. Как будто все сгорело заранее.
Судья посмотрела поверх бумаг:
— Претензий друг к другу не имеете?
Анна посмотрела на Василия. Тот молча кивнул, опустив глаза. Даже не попытался коснуться её руки, даже не шепнул что-то напоследок. Ни «прости», ни «жаль», ни «давай останемся друзьями». Только тяжёлый взгляд. Обиженного мальчика, у которого отобрали игрушку.
— Не имею, — тихо сказала Анна.
Через двадцать минут она уже стояла у выхода. Подышать. Свежим воздухом. Новым воздухом.
Елена Михайловна, конечно, не сдалась.
Позвонила. Голос её был, как старая кухонная тёрка.
— Ну и чего ты добилась? Сама теперь одна. А Ваську сломала. Он уже неделю у меня как привидение ходит. Ни ест, ни спит.
— Передай, чтоб спал головой к телевизору. Там тепло, — отрезала Анна.
— Глумиться ещё будешь?! Позор! Позор женщине твоего возраста! Кто тебя теперь возьмёт?!
— Меня теперь не надо «брать», Елена Михайловна, — спокойно ответила она. — Я теперь не булка с полки. Я теперь хозяйка своей жизни. А это, знаешь ли, вещь не на сдачу.
— И ты думаешь, что будешь счастлива?!
— Я уже. Потому что теперь в моём доме — только я. И тишина. А не ваши бесконечные крики и жалобы.
— Эгоистка! — прошипела свекровь. — Вам только дай свободу — и всё, мужиков под откос!
— Лучше одна в тишине, чем с толпой в аду. Всего доброго. И не звоните больше. Ни вы. Ни Марина. Ни ваш сынок.
И клац — отключила. Не просто трубку. Своё прошлое.
Спустя два месяца она впервые купила себе новый комплект постельного белья. Сама. Без одобрения. Без «зачем тратить», без «у нас уже есть».
Она поехала одна на дачу. Посадила вишню. Занялась ремонтом. Сменила замки. И главное — перестала просыпаться с мыслью, что сегодня опять будет война за право быть собой.
Однажды она встретила Вадима — соседа по даче. Он развёлся ещё три года назад. С ним можно было молчать. Пить чай. И никто не пытался забрать у неё голос.
Но главное — она снова стала улыбаться.
Анна больше не ходила по дому на цыпочках, не слушала по ночам «а что подумает мама». Теперь каждый её шаг звучал громко. Как шаг женщины, которая наконец поняла:
«Я — не приложение к мужу. Я — сама по себе. И мне этого достаточно».
