— Екатерина, — начала Алина уже без напора, — я ведь тоже не железная.
— А должна быть. Ты теперь его щит. Его забор. Его законный способ мстить мне за то, что я не простила. Не жалею. И не скучаю.
Алина убрала бумаги обратно. Медленно. Осторожно.
— Я передам Павлу, что у вас документы в порядке. Думаю, лучше вам будет поговорить лично.
— Не думаю. Моя последняя беседа с ним закончилась, когда он пытался вынести кресло и при этом умудрился застрять в дверном проёме. Слишком символично, чтоб повторять.
Алина встала. Подошла к выходу, остановилась.
— Катя… — Она повернулась. — Он правда считает, что ты всё это заслужила.
Катя вздёрнула бровь:
— А он считает, что заслужил меня. Что ж, у каждого — свои заблуждения.
Алина вышла. А Катя осталась стоять в коридоре, с тем самым видом, когда всё внутри горит, но ты не орёшь — потому что у тебя в руках документы, а не нож.
Телефон зазвонил. На экране — «Елена Викторовна».
— Ну что, Катюша? — голос адвоката был бодр и сух, как шампанское без пузырьков. — Готовимся к войне?
— Не-а, Лена. Не к войне. К победе.
Павел появился, как комар в июле: когда не ждали и уж точно не хотели видеть. Приехал к дому на новеньком «Туареге», в костюме от какого-то модельера, которого Катя вряд ли выговорила бы с первого раза. Хотя когда-то она гладила ему рубашки — и знала точно, где у него растянута петля и подмышка чуть предательски потеет.
Он поднялся на этаж и постучал. Не позвонил, не написал, не объявился заранее — нет, всё как он любит: вторгаться без спроса и делать вид, будто так и надо.
Катя открыла дверь на цепочке. Без макияжа, в тонком халате на голое тело. Волосы слегка растрёпаны, губы — после бокала вина, который она себе налила, чтоб уснуть, а уснуть не получилось.
— Здравствуй, Катюша, — сказал Павел, как будто они не разводились, а просто на два дня поехали в разные санатории.
— Привет. Память отшибло? У нас не приёмный день.
— Я хочу поговорить. Без адвокатов. Без бумажек. Без этой комедии.
Катя посмотрела сквозь щель.
— Это ты называешь комедией? Дорогой, это драма. И ты в ней — жалкий второй план. Ладно, заходи. Только предупреждаю — у меня в ванной мужик. Правда, из керамики, но смотрит осуждающе.
Павел прошёл. Улыбнулся. Осмотрелся — как будто дом ему всё ещё принадлежит. Как будто она ему всё ещё принадлежит.
— Ты не изменилась, — сказал он, проходя в гостиную.
— Да, у меня нет функции «обновить до версии “Наивная 2.0”».
Катя прошла на кухню, взяла два бокала.
Она налила. Поставила перед ним бокал, села напротив. Халат распахнулся чуть больше, чем стоило бы, но она не поправила — пусть смотрит. Пусть видит, что потерял. Что уже не его. И никогда не будет.
— Я не хотел, чтобы всё закончилось так, — сказал он, глядя в бокал.
— Правда? А ты как хотел? Чтобы я, увидев тебя с Алиной, предложила ей дружбу и место в гардеробе?
Он посмотрел на неё — долго, с тем самым взглядом, от которого когда-то у неё по спине пробегал ток. Когда-то. А теперь? Теперь только раздражение и привычная щемящая пустота.
— Ты же знаешь, я тогда был… запутан. Весь этот стресс, работа, ты стала какой-то чужой…
