Слова Татьяны Петровны, резкие и прямые, как удар хлыста, заставили Елену съежиться. «Ты не в счет». Эта фраза гулким эхом отозвалась в ее душе. Именно так она себя и чувствовала. Невидимой. Несуществующей. Функцией по обеспечению уюта и борща.
В обеденный перерыв ей на мобильный пришло уведомление: «Зачисление заработной платы». И сумма – 68 900 рублей. Елена смотрела на эти цифры, и ее сердце колотилось. Вот они. Ее деньги. Ее свобода. Ее выбор.
Вечером дома ее ждал сюрприз. В гостиной, кроме Сергея, сидел и сам виновник переполоха – Митя. Он выглядел как побитая собака: осунувшийся, с красными от недосыпа глазами, но все равно пытался изображать на лице обаятельную улыбку.
– Леночка, привет! А мы тебя ждем! – засуетился он, вскакивая ей навстречу. – Серега сказал, ты… это… выручишь. Спасительница ты моя! Век не забуду!
Сергей сидел на диване с видом полководца, выигравшего сражение.
– Ну что, пришли деньги? – спросил он тоном, не терпящим возражений. – Давай, переводи Митьке, не тяни. Номер карты он тебе сейчас продиктует.
Они смотрели на нее вдвоем. Один – с мольбой и заискивающей улыбкой, другой – с требовательным, тяжелым ожиданием. Она почувствовала себя дичью, загнанной в угол двумя охотниками. В горле пересохло.
– Я… я устала, – пролепетала она, ища спасения. – Давайте завтра.
– Что значит «завтра»? – нахмурился Сергей. – Там две минуты делов, в телефоне кнопки нажать. Митьке срочно надо.
– Сереж, я правда очень устала. Голова болит. Я могу ошибиться, не ту цифру нажать, – она сама удивилась, как легко нашлась эта отговорка. – Давайте утром, на свежую голову.
Митя разочарованно вздохнул. Сергей смерил ее подозрительным взглядом, но, видимо, решил не давить при брате.
– Ладно. Утром. Но чтобы в девять утра деньги у него были, поняла?
– Поняла, – тихо ответила она и ушла на кухню, чувствуя на спине их взгляды.
Она выиграла время. Одну ночь. Но что делать дальше? Отдать? Смириться, как она делала это сотни раз до этого? Снова стать «не в счет»? Она достала из холодильника тесто, муку, яблоки. И принялась за работу. Механические, привычные движения успокаивали. Раскатать тесто. Нарезать яблоки. Посыпать сахаром и корицей. Запах выпечки, ее личный запах дома и уюта, медленно заполнял кухню, вытесняя тревогу. А что, если нет? Что, если последовать совету Татьяны Петровны? Что тогда будет? Скандал? Конечно. Обида? Несомненно. Но может быть… может быть, после этого что-то изменится?
Она поставила штрудель в свою старую, капризную духовку, приоткрыв дверцу, чтобы не подгорел, и села за стол. Взяла телефон. Открыла банковское приложение. Вот он, счет. Вот она, сумма. И вот она, Елена, пятидесятичетырехлетняя женщина, которая всю жизнь плыла по течению, а теперь вдруг оказалась перед порогом, за которым – неизвестность.
Утро не принесло облегчения. Сергей проснулся хмурым и с порога спальни бросил:
– Ну что? Ты перевела?
– Еще нет, я только встала, – ответила Елена, стараясь, чтобы голос не дрожал. Она наливала себе кофе, и руки ее слегка тряслись.
– Кофе она пьет, – проворчал он, проходя в ванную. – Митька с шести утра на телефоне висит, ждет. Давай быстрее.
Елена села за кухонный стол. На тарелке лежал вчерашний штрудель, ароматный, с хрустящей корочкой. Она всегда оставляла Сергею кусок к завтраку. Но сегодня он даже не взглянул в его сторону. Его волновали только деньги. Ее деньги.
Она снова открыла приложение. Палец завис над кнопкой «Перевод». Вся ее прошлая жизнь, ее привычка быть удобной, покладистой, хорошей женой, кричала ей: «Нажми! Переведи и забудь! Будет мир, будет спокойствие!» Но что-то новое, проклюнувшееся вчера, упрямо шептало: «Не смей. Это предательство. Предательство самой себя».
Сергей вышел из ванной, уже одетый для работы.
– Я ухожу. Через час позвоню Митьке, надеюсь, он меня обрадует. Не подводи, Лена.
Дверь за ним захлопнулась.
Елена осталась одна в оглушительной тишине. Тишине, которую нарушало только тиканье старых часов на стене. Она смотрела на эти часы, на их неумолимый бег, и вдруг поняла, что они отсчитывают не просто минуты. Они отсчитывают ее жизнь. Годы, которые она потратила на то, чтобы угождать, приспосабливаться, быть на вторых ролях. А чего хотела она сама? Когда она в последний раз спрашивала себя об этом?