Они проговорили час. Сергей клялся, что изменился, что больше никогда не тронет жену пальцем. Маша плакала, говорила, что любит его. Я слушала и понимала — дочь готова ему поверить.
Когда они вышли из комнаты, Маша объявила свое решение. «Мам, я еду с Сергеем. Мы снимем квартиру, начнем все заново».
«Машенька, ты совершаешь ошибку».
«Возможно. Но это моя ошибка. Я должна попробовать еще раз».
«А если он опять поднимет на тебя руку?»
«Тогда я навсегда его брошу. Обещаю».
Я поняла — удержать дочь силой невозможно. Она взрослая женщина, имеет право на собственный выбор. Пусть даже неправильный.
«Ладно. Но запомни — если что-то случится, двери моего дома для тебя всегда открыты».
«Спасибо, мам. Я знаю».
Они уехали в тот же день. Сергей при прощании даже руку мне пожал. «Спасибо, что приютили нас. Надеюсь, больше такого не повторится».
Но случилось то, чего я боялась. Через месяц Маша снова появилась у меня с синяками. Только теперь не одна, а с подругой своей, Натальей.
«Вера Михайловна, я не могла допустить, чтобы Маша домой вернулась», — объяснила Наталья.
«Правильно сделала. Машенька, все. Хватит. Подавай на развод».
«Мам, я не могу. Он угрожает, что заберет Данилку».
«Как заберет? Ребенок с матерью должен быть».
«Он говорит, что я плохая мать. Что докажет это в суде».
«Бред! Ты прекрасная мать».
«Но у него работа есть, зарплата. А у меня что?»
Я поняла — дочь напугана окончательно. Нужно действовать решительно.
«Завтра же идем к юристу. Будем разводиться официально».
«Не бойся. Я с тобой».
Но Сергей и тут оказался на шаг впереди. Когда мы вернулись от юриста, он уже ждал у подъезда. И снова не один, а с участковым.
«Вера Михайловна, я прошу вас как следует подумать», — сказал участковый Петр Иванович.
«Сергей Владимирович утверждает, что вы удерживаете его жену и ребенка против их воли».
«Это неправда! Маша сама ко мне приехала!»
«Тетя Вера, — подал голос Сергей, — я готов простить все, что было. Давайте мирно решим вопрос».
«Не дам я тебе дочь в обиду! Понял?»
«Вера Михайловна, — вмешался участковый, — вы не имеете права препятствовать семейной жизни».
«А он имеет право жену бить?»
«Есть документы, подтверждающие побои?»
«Машенька, скажи правду! Покажи синяки!»
Но дочь молчала, отводила глаза. Я поняла — он снова ее запугал.
«Мам, я поеду с Сергеем», — тихо сказала она.
«Машенька, что ты говоришь?»
«Я устала от всего этого. Хочу жить спокойно».
«Но он же тебя бьет!»
«Мам, хватит. Все наладится».
Они уехали. А я осталась одна, с разбитым сердцем. Понимала, что дочь совершает огромную ошибку, но поделать ничего не могла.
Месяц я не получала никаких известий от Маши. Звонила — не отвечала. Приезжала — не открывала дверь. Будто провалилась в землю.
Наконец дозвонилась до Натальи. «Как дела у Маши?»
«Плохо, Вера Михайловна. Очень плохо. Он совсем обнаглел».
«А почему она мне не звонит?»
«Боится. Сергей запретил с вами общаться. Говорит, что вы плохо влияете».
«Я плохо влияю? Я дочь защищаю!»
«Знаю. Но он по-другому думает. Считает, что вы семью разрушаете».
На следующий день я поехала к детям без предупреждения. Дверь мне открыл Сергей. Вид у него был неприятный — небритый, в грязной майке.
«Вам здесь не рады», — сказал он вместо приветствия.
«Маша не хочет с вами общаться».
«Это она сама скажет».
«Простыла. Температура».
«Разбуди. Я матч, имею право».
«Никаких прав у вас нет. Это моя семья».
«Сергей, я последний раз тебя предупреждаю — если с дочерью что-то случится, ты ответишь за все».
«Это предупреждение».
Уехала я ни с чем. Но решила больше не отступать. Если дочь не может себя защитить, сделаю это я.
Подала заявление в полицию. Рассказала участковому всю историю. Потребовала проверить, что происходит в семье зятя.
«Вера Михайловна, без заявления от самой потерпевшей мы ничего сделать не можем».
«А если она боится заявление подать?»
«Тогда должны быть свидетели, документы».
«Свидетели есть. Наталья все видела».
«Приводите. Будем разбираться».
Но когда участковый пришел к Маше с проверкой, она все отрицала. Говорила, что у них в семье все хорошо, что мать просто переживает.
«Вера Михайловна, ваша дочь утверждает, что никто ее не бьет», — сообщил мне Петр Иванович.
«Она боится сказать правду».
