-Ну да, бедненько, — проговорила Надин, — но теперь он из этой халупы переедет к мамочке, да сынок, — засюсюкала она, -да мой мальчик? иди сюда, иди к своей Надин.
Я сидел, и равнодушно слушал её болтовню
-Стоп, — повернулся к матери, — где ты взяла ключи?
-Как где, твоя нимфа отдала, я как раз протянула руку к звонку, она выскочила, как фурия
-Что? Что ты ей сказала? -закричал я как бешеный
-Да ничего, — Надин ничего не могло смутить, она как всегда оставалась каменной, — она выскочила как ошалелая, сказала, что могу радоваться, и унеслась.я так понимаю, что до тебя дошло и ты вышвырнул эту голодранку, взялся за ум и…
-Нина беременна, — сказал я тихо
-Час от часу не легче, ну и ладно, мы заплатим ей отступные.Мой мальчик, мой сынок.
Я тогда не заметил одной маленькой детали, видя и и лелея глобальное, я тогда не заметил, не понял.Но она засела где-то в мозгу, чтобы потом вспыхнуть яркой вспышкой, озарить всё вокруг и сделать мою жизнь ещё более невыносимой чем она стала.
В этой квартире, в которой мы провели шесть долгих и счастливых лет, здесь меня уже ничего не держало и я, как маленький мальчик, позволил себе увезти , забрать, изолировать себя от себя.
Но можно было забрать тело, и нельзя было помочь душе, которая рвалась на части, представляя эту предательницу в объятиях другого счастливого.
Я ехал по пустынной улице, повадился ездить в бар, к Марианке, девчонке которая тогда привела меня к себе, кстати у нас ничего не было. Она работает в баре, а днём учится. Сильно красится, надевает парик и разводит на выпивку посетителей иногда выходит на сцену, в образе кошки.
Её парень работает там же охранником, они встречаются, тогда ночью, он помог Маришке, так на самом деле звать Марианну, Марина, притащить напившегося меня к ней, в съёмную квартирку.
Ребята хорошие, мне с ними легко, с ними я забываю про то, что моя жизнь покатилась под откос, про то, что моя Нина, моя Нина, уже совсем не моя…
Я пью, да-да как последняя скотина, банально заливаю своё горе в вине, коньяке, кальвадосе.
Надин ругается, о, как же она ругается, она наконец-то сняла с себя эту маску безразличия. Наконец-то я увидел настоящие эмоции матери.
-Сопляк,— кричит она, — сопляк, нюня, размазня.
А мне плевать, мне на всё плевать. Меня нет, я оболочка.
Конечно, по сравнению с такой акулой, как моя мать, я сопляк.
Это она, будучи девчонкой из провинции, смогла сделать себя сама, её уважают, она умная и хитрая. Я никогда не видел дома никаких мужиков, кроме отца, который ушёл, когда мне было семь лет, я плохо его запомнил.
Я ведь любил и люблю её, эту мерзкую предательницу, я живой человек и мне больно.
Прошло время, смысл рассказывать о своих терзаниях, мне не стало легче, я просто успокоился.
Однажды, я ехал с объекта, мне не захотелось стоять в пробках, и я, выросший здесь, решил проехать дворами.
Я увидел её, сразу. Она шла откуда то, была уже поздняя осень, а она, все в той же ветровке, которая не застегивалась на большом животе, и джинсах.
Я узнал её. Я узнал бы её из тысячи тысяч. Моя, чужая Нина, моя любовь, моя душа.
Я проследил куда она войдёт, в одноподъездный двухэтажный дом. Это было общежитие, как поведала мне словоохотливая старушка.
-Вы знаете девушку, которая сейчас вошла
-А как же, это Нина, она снимает у комендантши Евдокии комнату, мы живём здесь годами, знаем всё и про всех. Хорошая девушка, работает, в магазине соседнем, у Алика, овощами торгует…
-Неужели её мужчина не мог найти ей что-то получше
-Какой там мужчина, — бабушка замахала руками, — живёт скромно, как мышка.
-А как же отец ребёнка? Она ведь…в положениии…
-А он умер, милок. Больше мы и не спрашивали зачем бередить душу.
В тот вечер я никуда не ходил, мы с Надин ужинали одни. Она болтала от радости, несла всякую чушь, что не было на неё похоже
-Мам, — я медленно посмотрел на неё, — помнишь Ксюшу?
-Какую Ксюшу, Игорь?Не придуривайся, ты поняла про какую Ксюшу я говорю.
-Ну и что? Ты опять её встретил?
-Она была беременна, тогда?
-Игорь, фу. Ну что за низость, что должна знать обо всех малолетних потаскушках.
-Нет, — медленно проговорил я, стараясь смотреть ей в глаза, — нет, не всех. И Ксюша не была потаскушкой, это была моя девушка, моя, понимаешь. И беременна он абыла от меня. — Начало доходить до меня, — ты же соврала мне, ты всё придумала…Ты…
