— Мне теперь нельзя вина. – Надя улыбнулась, и взгляд её посветлел. – Я сок попью. Или чай.
Жадов к вечеру сообщил мне, что Кузумян больше у нас не работает.
— Ясно. Сочувствую. – сказала я.
— Обойдусь. – махнул рукой Петр Игоревич.
Не знаю, звонила ли Надя Евгению, разговаривала ли с ним после всего случившегося. Кузумян больше на работе так и не появился, а Надя о нём не заговаривала. С каким исступлением она во время их романа делилась своим счастьем, с таким же упорством теперь Надя хранила тишину. Ни слова о Жене из неё нельзя было вытянуть. А если где-то в коллективе кто-то вспоминал о нём, совершенно без задней мысли, она тут же уходила от таких разговоров подальше.
В тот день, когда мы последний раз говорили о Жене, вечером, в кафе, после работы, я спросила Надю, уверена ли она в своем решении оставить ребенка. Ребенка, который не будет иметь права узнать своего отца. И бабушку с дедушкой. Вообще никого со своей армянской стороны.
— А убивать его лучше, что ли? – фыркнула Надя. – Слушай, мне двадцать семь лет. Я умная, успешная, хорошо зарабатываю. Квартира своя. Почему бы мне и не родить? Буду ему и за маму, и за папу.
— Нет, я чувствую, будет сын. Будет похож на него. – рот Нади скривился, словно она сейчас снова заплачет, но этого не случилось. – Я ведь так его любила… так любила… как безумная. Неужели, так можно? Просто из-за каких-то дурацких традиций? Из-за предрассудков? С живым человеком, а? Марин! Я не понимаю!
— Это для нас они дурацкие. – вздохнула я. – А у них там годами и веками всё создавалось и укреплялось. Может, ты попробуешь ещё раз с ним поговорить?
— Не стану. Вон, он даже с работы сбежал. Трус! А видела бы ты, как он со мной разговаривал… как чужой! Жуть. Я как в фильм ужасов попала. А всё разрушила одна единственная фраза: у нас будет ребенок. Ладно. Всё. Проехали!
И всё. Правда И с тех пор, как не было Жени Кузумяна в жизни Нади.
Как-то раз она отпросилась в поликлинику, а к нам в офис ураганом влетела женщина. Высокая, с черными волосами и крупными чертами лица. На мгновение мне показалось, что она меня ударит.
— Это ты, мерзавка, с моим сыном путаешься?! – набросилась на меня женщина.
Говорила она с еле заметным акцентом. Кавказским акцентом. Я могла и не спрашивать, о каком сыне речь – всё стало понятно.
Глаза женщины метали молнии, а ноздри хищно раздувались.
— Никто уже не путается с вашим сыном, успокойтесь! Он уволился давно, и они расстались.
— Не ты, значит! Где она?
— Нет её. Могу позвать охрану. Позвать?
— Ты что, угрожать мне будешь? – казалось бы, заводиться было уже некуда, но даме это удалось. – Хамка невоспитанная! Позови её! Позови ту, которая мою семью разрушила! Меня муж хочет бросить, говорит, плохого сына воспитала! Я воспитала? Я его научила спать с кем попало?
Из комнаты за моей спиной выглянул Елизаров, но увидев грозную армянку, ретировался. Конечно! Дождёшься от них поддержки!
Я встала, налила Жениной маме воды, и принялась втолковывать, что та, которая ей нужна, на больничном. Надя должна была вернуться из поликлиники на работу, но мне хотелось её защитить. Поэтому, я врала, что Надя болеет, а также говорила правду о том, что Женя её бросил. Втолковывала этой злой и расстроенной женщине, как маленькой.
— Почему вы пришли? Женя же отказался от своей девушки.
— Да знаю я имя её! Надя. – женщина произнесла это с крайней степенью презрения. – Ты не врешь мне, что она на больничном?
— Вот тебе мой телефон. – дама записала номер на стикере. – Позвони, как только она выйдет с больничного. Поняла?
