Телефон Жени не отвечал. Я зашла к начальникам объектов и поинтересовалась у них, где Кузумян – никто не располагал информацией. Я уже собиралась пойти и окончательно огорчить Жадова, но тут подумала о Наде. Она так сегодня и не подошла ко мне ни разу, что было очень странно.
— Надя, где Ку… — начала я, заглянув в бухгалтерию, и опешила.
Она сидела и рыдала. Слезы текли в том числе на документы, лежавшие на столе, но Наде, кажется, было плевать. Она вытирала лицо то насквозь мокрым платком, то прямо пальцами. Макияж давно поплыл и вообще уплыл с Надиного лица. В такой печали я её не видела никогда.
— Что случилось? Кто-то умер? – испуганно спросила я, подумав о Жене.
Она помотала головой и выдавила:
— Что? – громко воскликнула я.
Надя подняла голову и зло зыркнула на меня:
— Зайди и закрой дверь.
— Я не могу! У меня там телефон, ты чего?
— А я не могу идти в таком состоянии к тебе на ресепшен.
— Давай поговорим в обед!
— Нет! – в голосе Нади звучало отчаяние. – Нет! Мне надо поговорить! У меня жизнь кончена, а ты о телефоне беспокоишься?
Странно… я всегда думала, что новость о беременности — радостная новость.
Я сбегала к Жадову и сказала ему, что Кузумян пока не нашелся. Шеф затосковал, глядя в окно. От него я побежала снова в офис руководителей объектов, и взмолилась:
— Ребята, посидите за меня на телефоне полчасика! Умоляю. Вопрос жизни и смерти!
— А на свидание пойдешь со мной? – тут же нашёлся хитрый Елизаров.
Он был женат, но ему это не мешало все два года совместной работы пытаться вытащить меня на свидание.
— Ха-ха, очень смешно. – ответила я. – Посидишь, или нет?
Посидеть на телефоне он согласился, но я знала, что тема со свиданием в ближайшие дни снова будет выдвигаться на повестку дня, будь она неладна.
Я вернулась в бухгалтерию, и Надя поведала мне свою печаль. Плакать она не переставала.
— У нас же всё так хорошо было. А тут задержка. Я сначала хотела убедиться. Ну… тест сделала, потом к врачу ещё сходила. Всё подтвердилось. Беременность, девять недель. Я сначала не знала, как к этому относиться – в планах же не было. Но потом подумала: я люблю, и любима. Мы оба свободны. Мне просто нужно скорее сказать Жене, и он будет счастлив. А он… он…
Надя по новой разрыдалась.
— Да ну чего он-то! Говори ты уже, не тяни! Мне ещё из-за тебя Елизарова теперь отшивать. Он всё мечтает со мной поужинать. Что Женя сказал?
— Он услышал, и его словно подменили. Он… будто окаменел. Я его обнимаю, вопросы задаю, а он сидит, как статуя. Я так испугалась. «Женя, что случилось?!» — спрашиваю. Не отвечает. Потом отстранился, ушел в ванную. Вышел через полчаса, наверное. Сказал… сказал…
Надя завыла опять. Я закатила глаза.
— Сейчас, Марин! Сейчас… — она выдохнула и закончила. – Сказал, что никогда не женится на мне. Ему жаль, но это исключено.
— Потому, что родители поди не позволят, да?
— Как ты узнала? – поразилась Надя.
— Ну… есть такие семьи. Чтут традиции. Браки заключаются только с людьми своей национальности. Кровь они не смешивают ни при каких обстоятельствах. Думаю, у Жени именно такая семья. Традиционная. Если он пойдет против них, его и прогнать могут.
Надя помолчала и сказала:
— Ты как будто была вчера там. С нами. В моей квартире. Ты всё знала! Почему? Почему ты молчала?!
— Тихо! Тихо! Что я должна была тебе сказать? Есть ведь и исключения!
— А мне вот… не повезло!
— Так он бросил тебя?
— Он сказал, что готов поддерживать меня и ребенка. Но фамилию ему свою не даст. И когда женится на подходящей девушке, то просто уйдет, и всё. Всё будет кончено.
— А! А пока не женился, готов жить с тобой?
— Я сказала, что меня это не устраивает. Сказала, что не может жениться – пусть проваливает. Он ушел. А я… кажется, словно я умру сейчас. Совсем умру, понимаешь?
— Понимаю я всё, Надь. Мне работать надо бежать. Давай после работы, да? В Джонджоли пойдем, сядем там в уголке, вина закажем, и обсудим.
