Ольга поднялась по покосившейся ступеньке крыльца, придерживая дверцу старого платяного шкафа, чтобы та не скрипнула лишний раз. В доме пахло прошлогодней краской, пылью и пряностями, оставшимися с осени. За спиной осторожно ступал Лёша — брат на три года младше, с лицом уставшего человека, который слишком долго не решался заглянуть сюда один.
Им было: Ольге — пятьдесят два, Лёше — сорок девять. Ольга уже двадцать седьмой год преподаёт биологию в школе, получая скромную зарплату и иногда подрабатывая репетиторством; Лёша — инженер в районном ЖЭКе, с постоянной ставкой и редкими премиями к праздникам. Отец их давно был на пенсии; пенсия небольшая, но хватало оплатить электричество да заправить газовую плиту. После его смерти все счета легли на Ольгу: она знала эти квитанции наизусть.
Вчера они оба возвращались из зала прощаний: короткая служба, несколько соседей, пара слов сочувствия. Потом — поезд до станции и пешком к дому. Ночевали у дальних родственников в посёлке; сегодня решили разобрать дачные вещи. Завтра с утра уезжать обоим: Ольге к занятиям, Лёше — на объект.
— Давай с кухни начнём? — предложил Лёша.
Ольга кивнула: кухня — самое простое место. Всё ясно разложено по полкам и коробкам, ничего тайного или особенно ценного. Чайник с отбитым носиком, рюмки времён перестройки, стопка потемневших ложек.
— Мама любила вот эту чашку, помнишь? — Ольга приложила к щеке толстостенную белую фарфоровую кружку с потёртым золотом.
— Да кто её брать будет… Сколотая вся, — Лёша пожал плечами.
Ольга аккуратно поставила чашку обратно. Слова брата резанули неожиданно остро: он всегда так — всё по делу. Она могла бы забрать чашку домой, поставить на полку… Но зачем? Дома своих ненужных вещей хватает.
Пошли дальше: веранду заняли банки из-под компота и деревянные ящики. В спальне отец хранил документы и инструменты. Пока Лёша возился со старыми часами «Слава», Ольга открыла ящик письменного стола. Там лежали аккуратные стопки: письма от мамы, пожелтевшие фотографии, талон на сахар 1983 года.
— Ты что-то ищешь? — спросил Лёша напрямик.
— Нет… Просто разбираю.
Он посмотрел поверх очков:
— Не трогай папины ножи! Они мои.
— Забирай… Мне не нужны.
Каждый предмет здесь был поводом для спора: кому достанется радиоприёмник без ручки громкости? Кому две алюминиевые ложки? Кому нужна клетчатая рубашка или потрёпанный блокнот?
Пауза затянулась; за окном слышался только ветер в зарослях крапивы возле сарая. Сарай стоял особняком — низкий, обшитый еловыми досками, дверь давно перекосилась.
— Кстати… Где ключ от сарая? Я не могу найти его нигде! — вдруг вспомнил Лёша.
— Обычно он висел у гвоздя в коридоре.
Гвоздь всё ещё торчал из стены возле дверей на веранду. На нём висел только старый зонтик и кусок бечёвки; ключа не было ни рядом, ни под полкой для обуви.
— Без него не открыть. Там папин велосипед и наш старый чемодан…
Лёша раздражённо побарабанил пальцами по косяку:
