Почему мать больше любила Ваську – она и спустя десятки лет вряд ли смогла бы объяснить. Но Ваське ничего не запрещалось и всё покупалось, а мне…
— Гришка, помоги брату одеться! Видишь, он в рукаве запутался. Запутался, да, мой слядкий? – сюсюкала мама, пыхтя, застёгивая сапог на своей ноге.
Я, полностью одетый, безропотно помогал четырёхлетнему Васе вывернуть рукав и напялить на руку. В груди ворочалась обида. Меня «слядким» никто не называл.
—————————————————
— Гриша, я когда сказала мусор вынести? Почему ведро полное до сих пор? – взрывалась мать.

Я, десятилетний, хмурил брови и негромко шипел:
— Да почему я-то опять? Васька не может вынести?
Мать отмахивалась от меня, как от жужжащей мухи. Я, сцепив зубы, выносил мусор.
——————————————————
А потом, когда нам исполнилось по двенадцать лет, произошло событие, которое на мой взгляд выходило за все рамки добра и зла. Мать купила Ваське велосипед. А мне не купила.
— Я не миллионерша. Один на двоих вам. Будете делиться.
Они покупали его с Васей. Брат считал велик своим. Я точно знал, что делиться он будет редко и неохотно. Василий не привык делиться, он был слишком избалованным и эгоистичным. Мой брат-близнец.
Подруга матери, Яна, приходя в гости, говорила ей:
— Почему ты их так разделяешь, Катя? Так по-разному любишь? Они же одинаковые!
Я после этих слов подходил к зеркалу, хмурил брови, лохматил чёлку – не были мы одинаковыми. Брат – неженка и слюнтяй, маменькин сынок, которому всё преподносят на блюдечке с голубой каёмочкой.
— Не придумывай. Они разные. И я их обоих люблю. – возражала мать, злясь на Яну за правду.
Может, существовала какая-то теория, по которой близнецов должны были поделить между собой родители, и любить каждый своего. Я так думал – а что мне оставалось. Вот был бы у меня папа, он бы любил меня – логично же? Но папы у меня не было. Папа замёрз на остановке, когда возвращался от друга выпивший. Нам с Васькой тогда было по три года. Уснул и замёрз. И никто не подошёл, не побеспокоился, не разбудил, не помог. Такая вот негеройская смерть. Был бы жив отец, точно любил бы меня. Этой мыслью я и успокаивал себя.
Часто мать ругалась, что я плохо учусь. А Васенька – хорошо. Ещё бы я хорошо учился! Да я назло делал это плохо. Назло ей, потому, что она так нас разделяла. И Ваську я должен был любить, но ненавидел всей душой. За что мне было любить своего брата-близнеца? Как я и говорил, даже велосипед, купленный нам в шестом классе, Васька мне почти никогда не давал покататься. А если и давал, либо выторговывал какую-нибудь услугу или вещь, либо совсем ненадолго. Как чужому.
Пройдя непростой переходный возраст вторым, не особо любимым, сыном, я вдруг понял: надо учиться. И наплевать на них на всех. Выучусь, получу профессию, уеду от мамы с Васей подальше. Пусть живут как хотят.
Васька наоборот связался с дурной компанией и начал пить, курить, а может чего и похуже – я не вникал.
— Куда ты смотришь? – плакала мать, ломая руки. – Твой брат в беде! Ты должен помочь ему!
— С чего ради я ему что-то там должен? – удивлялся я. – Сама разбаловала, вот и получай теперь.








