Самое сложное было не упаковать её вещи. Не подписать бумаги и не пройтись по этим бежевым, слишком тихим коридорам. Самое сложное было, когда она улыбнулась мне и сказала:
— Не обязательно навещать меня каждый день, милая. У меня всё будет хорошо.
Она сказала это так, будто верила в это. Будто пыталась успокоить меня.
Мы все согласились, что пришло время. Мамины воспоминания начали ускользать — сначала мелочи, вроде того, ела ли она сегодня или куда положила сумку. А потом… потом она ушла из дома посреди ночи. Сосед нашёл её в халате, босиком, стоящую у дороги и спрашивающую, где папа. Папы нет уже восемь лет.
Это стало опасно. Я и моя сестра, Ольга, работаем полный день, у нас свои семьи, дети. Мы пробовали дежурить по очереди, нанимали сиделку, но мама их всех увольняла. Говорила, что не хочет, чтобы «посторонняя женщина её мыла».
Пансионат на самом деле неплохой. Чистый, персонал доброжелательный, есть дворик с кормушкой для птиц — мама любит наблюдать за ними. Но как только мы вышли из её комнаты, у меня в горле встал ком. Будто мы её предали.
В машине Ольга молчала. Просто смотрела в окно и ковыряла облупившийся лак на ногтях.
— Чувствую, будто мы её бросили, — наконец сказала я.
— Мы не бросили, — пробормотала она, но её голос дрогнул. — Просто… у нас больше нет вариантов.
Этой ночью я не могла заснуть. Всё вспоминала, как мама в детстве расчёсывала мне волосы, напевала старые песни, пока собирала мне завтрак. А теперь я оставила её в комнате с пластиковым матрасом и кнопкой вызова, о которой она, скорее всего, забудет.
А потом зазвонил телефон. 6:47 утра.
У меня екнуло сердце. Я подняла трубку на втором звонке.
— Здравствуйте, мисс Соколова. Это Марина из «Соснового Дома». Ваша мама в порядке, всё хорошо, но сегодня утром произошёл небольшой инцидент.
Я резко села на кровати, одеяло вдруг стало слишком тяжёлым.
— Она растерялась и решила, что ей нужно на работу. Вышла за дверь, пока мы не заметили. Она собиралась на автобусную остановку в конце улицы.
— Но она не работает уже двадцать лет.
— Знаем. Мы внесли это в её карту как признак блуждающего поведения. Она не пострадала, просто… растерялась. Как и мы.
Я поблагодарила Марину, повесила трубку и просто сидела. Даже семи утра не было, а мне уже хотелось плакать. Опять.
Когда я рассказала Ольге, она ничего не сказала. Только плотно сжала губы и кивнула. А на следующий день, пока я была на работе, она уже была в пансионате. Я пришла после неё, привезла мамины любимые платки и кроссворды, а Ольга уже сидела рядом и расчёсывала маме волосы, болтая с ней, будто всё было как раньше.
