— Вот тебе и подарочек на годовщину, — прошептала я, глядя на документы, разложенные передо мной на кухонном столе.
Руки дрожали так сильно, что пришлось сцепить пальцы в замок. На белой бумаге чёрными буквами было выведено то, что перевернуло всю мою жизнь за считанные секунды. Договор дарения. На квартиру. Нашу квартиру. Ту самую, в которой мы с Максимом прожили последние пять лет. Ту самую, за которую мы выплачивали ипотеку, экономя на всём. Ту самую, которая, как оказалось, уже три месяца как принадлежала не нам.
А Галине Петровне. Моей свекрови.
Я нашла эти бумаги случайно. Искала в ящике стола гарантийный талон на микроволновку — она начала странно гудеть, и я хотела посмотреть, не закончилась ли гарантия. Вместо талона наткнулась на папку, спрятанную под стопкой старых квитанций. Любопытство взяло верх. И вот теперь я сидела на кухне в полном одиночестве и не знала, что делать с этим знанием.
Подпись Максима стояла во всех нужных местах. Чёткая, размашистая, знакомая до боли. Он подписал. Он знал. Он сделал это за моей спиной.
Входная дверь хлопнула, и я вздрогнула. Быстро собрала документы, засунула обратно в папку. Сердце колотилось так громко, что, казалось, его стук был слышен во всей квартире.
— Лена, ты дома? — голос Максима из прихожей звучал как обычно. Спокойно, даже весело.
— На кухне, — ответила я, стараясь, чтобы голос не дрожал.
Он вошёл, улыбаясь, держа в руках пакет из кондитерской.
— Купил твои любимые эклеры. К годовщине же надо что-то вкусненькое.
Годовщина. Пять лет свадьбы. Я смотрела на него и не узнавала. Передо мной стоял чужой человек. Человек, который три месяца назад подарил нашу квартиру своей матери и продолжал жить как ни в чём не бывало.
— Спасибо, — выдавила я из себя. — Поставь в холодильник.
Он подошёл ближе, наклонился, чтобы поцеловать меня в щёку. От него пахло его любимым одеколоном и ещё чем-то… Духами. Женскими духами. Знакомыми до тошноты. Духами Галины Петровны.
— Ты к маме заезжал? — спросила я как можно более нейтрально.
— Да, она просила помочь с покупками. Знаешь же, как ей тяжело таскать тяжёлые сумки.
Ложь. Всё ложь. Галина Петровна была крепкой шестидесятилетней женщиной, которая три раза в неделю ходила на йогу и могла дать фору многим тридцатилетним. Но я промолчала. Мне нужно было время подумать.
Вечер тянулся мучительно долго. Мы сидели в гостиной, смотрели какой-то фильм, но я не могла сосредоточиться на сюжете. В голове крутилась только одна мысль: почему? Зачем он это сделал?
— Может, позовём маму завтра на ужин? — вдруг предложил Максим. — Всё-таки годовщина, семейный праздник.
Я посмотрела на него. Он сидел, развалившись на диване, абсолютно расслабленный. Ни тени смущения, ни капли вины. Либо он оскароносный актёр, либо действительно не видел в своём поступке ничего плохого.
— Конечно, — согласилась я. — Позови.
План созрел мгновенно. Если они хотят играть в игры за моей спиной, я тоже сыграю. Но по своим правилам.
Ночь я почти не спала. Лежала рядом с Максимом, слушала его ровное дыхание и думала. Вспоминала все странности последних месяцев. Как Галина Петровна вдруг начала интересоваться, когда мы планируем детей. Как настойчиво предлагала переехать к ней, «чтобы сэкономить на ипотеке». Как Максим после каждого визита к матери возвращался задумчивый и раздражительный.
Утром я встала раньше обычного. Приготовила завтрак, накрыла на стол. Когда Максим вышел из спальни, я уже сидела с чашкой кофе и просматривала новости в телефоне.
— Ты сегодня рано, — удивился он.
— Хочу после работы заехать в магазин, купить продукты на вечер. Что твоя мама любит?
— Да она всеядная, — отмахнулся он. — Главное, без острого.
После его ухода я позвонила на работу и отпросилась. Сказала, что плохо себя чувствую. Начальница, милая женщина, которая всегда шла навстречу, разрешила без вопросов.
