– Опять макароны? – бросает он, не поднимая глаз от телефона. Слова падают между нами, как крошки со стола. Я молчу. Потому что да, опять. Макароны. С курицей. Пятнадцать лет подряд я кормлю одного и того же человека, и всё реже понимаю, зачем.
Он жует, не глядя. Пролистывает ленту, хмурится, потом усмехается — наверное, кто-то в чате что-то остроумное написал. А я смотрю на его руки — сильные, ухоженные, с часами, которые я же ему и подарила. Когда-то. На годовщину.
Когда ещё верила, что символика важна, что вещи могут хранить чувства. Теперь часы тик-так… и будто отсчитывают мою тишину.
На кухне пахнет жареным луком и скукой. Сквозь приоткрытую форточку тянет вечерним холодом, и шторка тихо колышется — как будто машет мне: пора, выходи отсюда, дыши. Но я остаюсь. Потому что куда?
– Соли подай, – произносит он, не глядя.
Я подаю. Молча. Он даже не говорит «спасибо». И я уже не жду.
Когда-то у нас были разговоры. Простые, живые. О фильмах, о планах на выходные, о том, куда поедем летом. А теперь — только бытовые звуки: стук вилки о тарелку, шум телевизора, шорох его переписки. И между всем этим — я.
Иногда я представляю, что просто встану и уйду. Возьму пальто, тихо выйду за дверь и больше не вернусь. Он, наверное, не сразу заметит. Может, только когда чашка с кофе останется недопитой на столе, а моя щётка исчезнет из ванной.
– Ты опять молчишь, – говорит он вдруг, раздражённо.
– А о чём говорить? – спрашиваю я.
– Не знаю. Просто молчание давит.
Молчание давит… Забавно. А раньше тишина между нами была уютной. Она пахла доверием, пониманием, вечерним светом из окна. А теперь — как старый свитер, колется и душит.
Он встаёт из-за стола, идёт в комнату, включает телевизор. На кухне остаются только тарелки и я. Я смотрю на остатки макарон, на жирное пятно на столе, и вдруг ловлю себя на мысли: Может, не в макаронах дело?
Может, дело в том, что мы оба перестали быть голодными. Не по еде — по вниманию, по жизни, по друг другу.
Я вытираю стол, открываю окно шире. Холодный воздух бьёт в лицо, и мне становится чуть легче. Вдалеке лает собака, в соседней квартире кто-то смеётся.
И в этот момент я понимаю: за стенами этой кухни есть жизнь. Настоящая, шумная, непредсказуемая.
А у меня — только привычка. Привычка варить макароны и делать вид, что всё нормально.
Ложь, произнесённая с улыбкой
Я не помню, когда мы перестали разговаривать. Не было ни громких ссор, ни хлопанья дверьми, ни разбитых тарелок — просто однажды всё стихло. Мы не разошлись, не расстались — мы разомкнулись. Тихо, почти незаметно.
Кажется, всё началось не с чего-то конкретного, а с мелочей. Он стал приходить позже, я перестала спрашивать, где был. Он перестал обнимать, а я — ждать. Он перестал шутить, а я — смеяться. Мы просто… притёрлись.
Как старые стулья на кухне — скрипим, но стоим. Мы рядом, но уже не вместе.
Когда-то он знал обо мне всё: какой фильм заставляет меня плакать, где у меня родинка на спине, какой у меня почерк, когда я волнуюсь. Он даже мог предсказать, в каком кармане я ищу ключи. Теперь он не замечает, что я перестала пить кофе. Когда-то я любила его аромат, этот утренний ритуал — шум кофемашины, первые слова, лёгкий поцелуй. А теперь у меня чай. С лимоном. Горячий, терпкий и — как вся моя жизнь — чуть горьковатый.
Иногда мне кажется, что я живу не в браке, а в повторяющемся сновидении. Каждое утро — одинаковое. Те же шаги, та же одежда, те же слова. Он уходит, я машу ему рукой. Он говорит: «Позже позвоню». И не звонит. И я даже не обижаюсь.
