– Ты видела, как она на меня посмотрела? – кипятилась Таисия Павловна, сидя на кухне у подруги Зины. – Словно я к ней домой с протянутой рукой пришла! – Да брось ты, – отмахнулась Зина, подливая чай. – Молодёжь нынче вся такая. Деньги есть — ум за разум заходит. Они думают, если карточка золотая, то и жизнь у них золотая. А на деле — фу, пшик один. – Не могу я так, – продолжала Таисия, прижимая ладони к кружке. – Я же не чужая ей, а мать её мужа! А она мне по телефону орёт: «Мои деньги, моё право!» Вот ты скажи, разве это по-людски? – Не по-людски, конечно. Но знаешь, Тай, ты бы поостыла немного. Толик у тебя и так сник весь, а тут ещё ты с Оксаной сцепилась. Мужику между вами как между жерновами.
Таисия только рукой махнула. – Да не жалей ты его. Мужик он или нет? Пусть хоть раз кулаком по столу стукнет. А то всё: «Оксана, Оксана…» Словно без неё дышать не может.
А в это время сам Толик стоял у лифта, сжимая в руке полиэтиленовый пакет с молоком и хлебом. Возвращался с магазина, но домой идти не хотелось. В груди давило. Дверь открыл тихо, чтобы не разбудить сына. Оксана сидела в гостиной с ноутбуком на коленях. Без слов, не поднимая головы, спросила: – Мама твоя опять звонила?
– Да. – И что на этот раз?
– Ничего. Говорила, что у Зины была, обсуждали. – Ну вот. Теперь ещё и по подругам разносит.
Оксана закрыла ноутбук и посмотрела прямо на мужа. – Толик, я тебе серьёзно говорю: если ты не поставишь точку в этих разговорах, у нас беда будет. Я устала оправдываться. Каждый раз, как премию получаю — ваша семья уже делит, кому сколько достанется. Это ненормально.
– Да я и не прошу ничего! – вскинулся он. – Ты думаешь, мне приятно? Но мать… она по-другому не умеет. Всю жизнь считала, что если сын — значит, обязан.
– Обязан — это когда уважать, заботиться, помогать по делу, – жёстко сказала Оксана. – А не содержать всех родственников подряд.
– Оксана, не начинай.
– А кто начал? Ты или твоя мама? – в голосе жены звучала усталость. – Я вот что скажу: если она ещё хоть раз позволит себе со мной так разговаривать, я просто перестану к вам ходить. И сына не поведу. Не хочу, чтобы ребёнок видел, как его мать унижают.
Толик замолчал. От этих слов ему стало не по себе. Он понимал — обе правы по-своему. И мать, и жена. Но между ними — пропасть, и заделать её, кажется, уже не получится.
На следующий день Таисия всё-таки решилась прийти сама. Без звонков. Без предупреждений. Оксана дверь открыла настороженно. – Здравствуйте, – сказала сухо. – Здравствуй, доченька. Не гони, я ненадолго, – мягко начала свекровь, будто ничего и не было. – Хотела просто по-семейному поговорить.
– Если опять про деньги — зря пришли.
– Нет, не про деньги. Про жизнь. – Таисия сняла пальто, прошла на кухню. – Слушай, я ведь тебя уважаю, правда. Ты девка деловая, умная. Я ж не враг вам. Но вот одно скажи: зачем ты Толика под себя подминаешь?
– Что? – удивилась Оксана. – Я его не подминаю. Я хочу, чтобы он чувствовал ответственность.
– Ответственность? Да у него из-за твоей этой «ответственности» уже глаза потухли! Мужчина без уверенности — как чай без заварки. Пустота одна!
– Таисия Павловна, – вздохнула Оксана, – я не виновата, что его сократили. Я тяну, как могу. И не для себя, а для нас троих. А вы вместо поддержки только упрёки.
– А ты попробуй понять мать, – повысила голос свекровь. – Мы с отцом всю жизнь пахали. И что? Теперь даже просить стыдно стало? А сын — молчит. Не мужик, а тень. Всё из-за тебя.
– Знаете что, – сказала Оксана тихо, но твердо, – я больше не позволю вам приходить в мой дом и устраивать допросы. – Ах, вот как! Это твой дом, значит? А мой сын кто тут? Постоялец? – Ваш сын — мой муж. И наш дом — общий. Но если вы продолжите так себя вести, мне придётся ограничить общение.
