Повисла тишина, нарушаемая только тиканием часов. Удивительно, как громко может тикать дешёвый настенный механизм в такие минуты.
Утром всё было как обычно, будто ссоры и не было. Мила заварила чай, поставила тарелку с булочками. Кухня снова выглядела мирной. Но мирности не было ни в ком. Галина Михайловна ходила по квартире в халате, с интересом рассматривая шкафы. Заглядывала в ящики, будто искала улики.
— Мила, а чего у тебя документы в ящике с полотенцами? — вдруг спросила она нарочито спокойно.
— Потому что это мой ящик, — ответила Мила, не поворачиваясь. Она намазывала масло на хлеб, но нож дрожал в руке.
Константин спрятался за газетой, хотя газеты он никогда не читал.
— Я вот думаю, — свекровь присела за стол и взяла булочку, — если квартира семейная, то и решения должны быть семейные. Верно, Костенька?
Он замялся, потом пробормотал: — Ну… да.
И тогда Мила поняла, что война началась окончательно.
В тот же день она пошла к подруге Жене. Женя работала юристом и умела слушать. Они сидели на кухне, ели солёные огурцы прямо из банки, и Мила рассказывала всё, от начала до конца.
— Подделка документов — это серьёзно, — сказала Женя, вытирая руки полотенцем. — Но тебе надо быть осторожной. Эти двое могут провернуть что угодно.
— Я же не преступница, — Мила нервно рассмеялась. — Это они будто из дешёвого детектива вышли.
Женя вздохнула. — Самые грязные истории происходят не в книжках.
Когда Мила вернулась домой, в прихожей уже стояла сумка свекрови. На полу валялись её тапки — старые, с вытертой подошвой. В квартире пахло её духами, тяжёлыми и приторными, как нафталин.
— Я поживу у вас подольше, — сказала Галина Михайловна, не глядя на Милу. — А там посмотрим.
И тут Мила почувствовала, как в ней поднимается злость — настоящая, обжигающая. Она вдруг ясно осознала: её дом захватывают.
И где-то глубоко внутри прозвучала мысль:
«Если я промолчу сейчас, потом уже никогда не смогу сказать вслух».
Вечером снова был скандал.
— Ты меня в гроб загоняешь! — кричала свекровь, хватаясь за сердце. — А я? — голос Милы сорвался. — Ты меня уже похоронила! С документами своими липовыми!
Константин бросился к матери, помог ей присесть на диван. — Мила, уймись! У мамы давление!
— Давление? — Мила усмехнулась. — А у меня, значит, не бывает? У меня только обязанности — кормить, убирать и молчать. А у вас с мамой — права.
