Роман растерялся. — Мам, но это наша спальня. — Я ж не навсегда! Пока не решу вопрос с квартирой. Я же не чужая, сынок.
Алина не выдержала: — Вы чужая — в смысле, вы гость. А гости не занимают чужие спальни. Тишина. Галина Сергеевна посмотрела на неё, прищурилась: — Какая у тебя манера говорить, Алин. Всё время как будто защищаешься. Неуверенно это.
Роман встал между ними. — Мам, давай не будем. Просто подожди немного, я помогу тебе с квартирой. — Хорошо, — холодно ответила она. — Я подожду.
Но Алина уже знала: этот разговор ничего не изменит. Свекровь останется. Она будет жить здесь столько, сколько захочет. И Роман ничего не сделает — будет уговаривать, просить, оттягивать.
Прошла неделя, как Галина Сергеевна обосновалась в их доме, и Алина начала ловить себя на том, что считает дни. Каждое утро — одно и то же: запах жареных яиц, телевизор на всю громкость, бесконечные комментарии про «порядок» и «женские обязанности». Дом, построенный ради покоя, превратился в арену невидимой войны.
Но в ту субботу все стало еще сложнее. Роман сообщил за завтраком, будто между делом: — Лена с Вадимом заедут на пару дней. — Какая Лена? — спросила Алина, хотя ответ уже знала. — Моя сестра. Она же недавно работу сменила, им пока негде жить, ремонт в квартире затянулся. Мама сама предложила им пока у нас остановиться.
Алина поставила чашку. — Мама предложила? — Ну да. Сказала, что мы же семья, место есть. — Ром, у нас мама живет в нашей спальне, ты вообще понимаешь, что ты говоришь? — Всего на пару дней, Алин. Не кипятись.
Она не ответила. Просто встала из-за стола и вышла из кухни. Сил не было спорить — в этом доме теперь каждый разговор заканчивался одинаково: «не кипятись», «мама же старается», «всё временно». Но временно почему-то всегда превращалось в навсегда.
Лена приехала в тот же день ближе к вечеру. Младшая сестра Романа — блондинка с ярким маникюром, громким смехом и вечной уверенностью, что ей все должны. С ней был Вадим — мужчина лет тридцати пяти, крепкий, бородатый, с телефоном в руке и отсутствующим взглядом. Вошли как к себе домой.
— Ну ничего себе! — воскликнула Лена, оглядываясь. — Это что, вы сами строили? — Сами, — коротко ответила Алина. — Круто. А где наша комната? Алина посмотрела на Романа. Тот замялся: — Я думал, вы у мамы наверху разместитесь, у неё как раз вторая кровать. — У мамы? — Лена усмехнулась. — Да ты что, Ром. Мы с Вадимом молодая семья, нам надо отдельную комнату.
Галина Сергеевна вмешалась мгновенно: — Пусть в гостевой. Я туда перееду потом, ничего страшного. — Мам, да зачем тебе опять переезжать? — начал Роман. — Не спорь, — резко ответила она. — Лена — твоя сестра, должна чувствовать себя как дома.
Алина не выдержала: — А мне интересно, кто из нас вообще хозяйка этого дома? — Что ты имеешь в виду? — прищурилась свекровь. — То, что все решения здесь почему-то принимаются без меня.
Повисла тишина. Лена сделала вид, что не поняла, и пошла разуваться. — Ладно, не будем ругаться, — сказала она примирительно. — Мы с Вадимом тихие, не помешаем. И добавила, проходя мимо Алины: — Алин, у тебя очень уютно. Только шторы, честно говоря, тяжеловатые. Надо бы посветлее.
К вечеру в доме стало тесно. Лена болтала без умолку, Вадим сидел за ноутбуком, Галина Сергеевна ворчала, что «столовая зона неудачно расположена», а Роман бегал между всеми, стараясь сгладить углы. Алина чувствовала себя лишней в собственном доме.
Ночью она долго не могла уснуть. Из-за стены слышала, как Лена с Вадимом тихо переговариваются, потом смех, потом — шорох. А утром Лена уже вовсю хозяйничала на кухне. — Алин, я тут сахар пересыпала, а то у тебя банка неудобная. — Это моя банка. — Ну я же просто… чтоб аккуратнее.
Роман в это время пил кофе и делал вид, что ничего не замечает.
На третий день Лена спросила: — Алин, слушай, я тут подумала… Мама рассказывала, что дом вы на деньги от её квартиры строили? — Частично, — осторожно ответила Алина. — Ага. Значит, получается, и наша доля тут есть. Алина подняла взгляд. — Какая доля? — Ну как какая? — Лена рассмеялась. — Мамины деньги — это общее наследство. Если она продала квартиру, которая могла бы нам с Ромкой достаться, значит, часть этого дома — как бы и моя.
Алина почувствовала, как по спине пробежал холод. — Лена, дом оформлен на нас с Ромой. — Да я понимаю, что юридически, — протянула Лена. — Но по-человечески-то — другое дело. Мама ведь не чужая.
В этот момент на кухню вошла Галина Сергеевна, услышав последние слова: — А что вы тут обсуждаете? — Да вот, — весело ответила Лена, — я говорю Алине, что дом-то наш общий, раз с маминой квартиры деньги пошли. Галина Сергеевна кивнула, как будто это само собой разумеется. — Ну да. Я ведь не просто подарила, я вложила. Сын должен понимать, что это семейное имущество.
Алина оторопела. — Подождите. Мы продавали квартиру с вашего согласия, вы сами подписали документы. — Подписала, конечно. Но согласие — не значит, что я отказываюсь от своей доли. Просто тогда надо было помочь вам. — То есть… — Алина с трудом сдерживала дрожь, — вы считаете, что этот дом частично ваш? — А как же иначе? — спокойно ответила свекровь. — Это ведь наш общий труд.
Роман вошел, услышав последние фразы: — Мам, ну хватит. Дом наш с Алиной, мы всё оформили. — Ромочка, не говори так, — обиделась она. — Я не претендую, просто напоминаю.
Алина знала — когда Галина Сергеевна говорила «просто напоминаю», это означало одно: она уже решила, что будет считать этот дом своим.
Вечером Роман попытался поговорить. — Алин, не злись. Мама просто говорит. У неё характер. — Ром, она не просто говорит. Она говорит так, будто действительно собирается что-то требовать. — Никто ничего не требует. — Пока. Но теперь она с Леной — одна команда. Ты же видел, как они переглядываются? — Переглядываются… Господи, Алин, ты всё воспринимаешь как угрозу.
Она встала, подошла к окну. На улице темнело, лужи блестели под фонарями, мокрые сосны чернели вдоль забора. — Я просто чувствую, что теряю дом. — тихо сказала она. — Каждый день всё больше.
