Роман ничего не ответил. Только стоял позади, молчал.
Через несколько дней ситуация дошла до абсурда. Лена принесла какую-то старую шкатулку — «мамину, с драгоценностями». — Надо куда-то убрать, — сказала она. — Тут украшения бабушки, серьги с бриллиантами, кольца. Мама боится потерять. — Убирай, — ответила Алина, не глядя. — Только, — добавила Лена, — лучше в сейф. У вас же есть сейф? — Нет. — А зря. Такие вещи без сейфа нельзя держать.
Позже, когда Алина вернулась домой после работы, шкатулки нигде не было. Она спросила Лену — та пожала плечами: — Мамка убрала куда-то. Спрятала, чтобы никто не нашёл. — А где именно? — Не знаю, спроси её.
Галина Сергеевна, услышав вопрос, нахмурилась: — Я положила в надёжное место. Не твоё дело где. — Как это — не моё? Это мой дом! — Вот именно, — холодно ответила она. — Твой дом, а мои вещи.
В ту ночь Алина почти не спала. Всё в ней кипело — от бессилия, злости, страха. Она понимала: если сейчас не поставит границы, потом будет поздно. Но как? Роман всё ещё верил, что «всё утрясётся само собой». А ничего не утрясалось — наоборот, становилось хуже.
На следующий день, когда она вернулась с работы, в прихожей стояли новые сумки. — Ещё кто-то приехал? — спросила она у Лены. — Это Вадим вещи привёз. Они у нас в машине лежали, решили всё занести, а то дождь. — А зачем заносить, если вы завтра уезжаете? Лена приподняла брови. — А кто сказал, что завтра? Мы же не договаривались.
Алина сжала руки. — Лена, ты говорила — на пару дней. — Так я и говорила. Но теперь вот мама говорит, что пока с квартирой непонятно, лучше всем вместе. — Всем вместе? — Да чего ты сразу вздыбилась? — Лена сделала шаг ближе. — Слушай, Алин, давай честно. Мама продала квартиру, чтобы вам помочь. А теперь ей снимать дорого. Мы — её дети, и если она хочет жить здесь, ты не имеешь права против.
Алина отступила на шаг. — Ты это серьёзно? — Абсолютно. Дом — общий. И если мама решит здесь остаться, никто её не выгонит.
В этот момент на лестнице появился Роман. — Что происходит? — Да ничего, — Лена улыбнулась. — Просто разговариваем. И добавила, глядя прямо на Алину: — Мы же семья.
Позже, ночью, Алина нашла в ящике комода ту самую шкатулку. Она была открыта. Украшения — на месте. Но на внутренней крышке она заметила крошечный конверт. Внутри — бумажка, свёрнутая пополам. Копия завещания.
Алина читала, не веря глазам:
«Завещаю принадлежащие мне денежные средства, вырученные от продажи квартиры, моим детям — Роману и Елене — в равных долях».
Она села на кровать. Вот оно. Вот откуда уверенность, с которой свекровь и Лена говорили о «доле». Они знали, что юридически деньги не были просто подарком — это наследство, которое фактически осталось незакрытым. И теперь они оба — мать и дочь — собирались доказать, что имеют право на часть этого дома.
Алина положила бумагу обратно. Но внутри уже всё перевернулось. Она понимала: это не просто конфликт характеров. Это — война за собственность. И если Роман не встанет на её сторону, она останется одна против троих.
Она выключила свет и долго сидела в темноте, слушая, как за стеной тихо разговаривают свекровь и Лена. Слышала слова: «по закону можем потребовать», «надо только документы найти», «пусть потом не жалуется».
В груди сжалось. Алина впервые почувствовала настоящий страх — не за себя, а за то, что они способны отобрать у неё всё, вплоть до самого дома.
Когда Роман вернулся поздно вечером, она показала ему копию завещания. — Это что? — нахмурился он. — Ты сам скажи. Он прочитал, помолчал. — Да это ерунда. Завещание старое, ещё до продажи. — Но мама считает, что деньги, вырученные с квартиры, всё ещё принадлежат вам обоим. — Ну… может, она просто не до конца понимает. — Ром, не будь наивным. Они обе всё прекрасно понимают.
Роман сел, потер виски. — Я разберусь. — Разберись. Потому что если ты не поставишь точку, они её поставят сами. И не в нашу пользу.
Он кивнул, но Алина видела — он боится. Боится матери. Боится конфликта. Боится сделать выбор.
Прошла неделя. Алина перестала считать дни. Каждое утро начиналось одинаково: чужие голоса на кухне, запах кофе и дешёвых духов, шум телевизора, который включали ещё до рассвета. Дом жил своей жизнью, и в этой жизни не было места для неё.
Галина Сергеевна с Лёной словно сговорились. Они обсуждали всё — от меню на ужин до того, куда поставить новую микроволновку, которую «надо взять, потому что старая уже не тянет». Роман всё больше замыкался, подолгу задерживался на работе. Алина чувствовала — что-то назревает. Но не знала, что именно.
В тот понедельник она вернулась домой раньше обычного. В прихожей стояли две коробки. — Это что? — спросила у Лены. — Мы с мамой вещи собираем. — Какие вещи? — Мамины документы, фотографии. И кое-что ценное. — Почему без меня? — А тебе-то зачем? Это же не твоё.
Алина молча прошла мимо, но сердце билось так, будто она бежала. В спальне свекрови шкатулки уже не было. На её месте — пустое пятно от пыли.
Позже, за ужином, Роман сказал: — Мама хочет съездить в город, нотариуса навестить. Алина подняла глаза. — Зачем? — Да просто… какие-то бумаги уточнить. — Это про дом? — Ну, может быть, частично.
Она посмотрела на него — долго, молча. — Ром, если ты позволишь им это провернуть, ты потеряешь всё. — Алин, хватит. — Он поднялся. — Я не могу жить в постоянной ссоре. Они мои родные. — А я кто? Он не ответил. Только пожал плечами и вышел.
Ночью она услышала шаги. Кто-то спускался по лестнице. Тихо, но уверенно. Она вышла из комнаты и застыла в темноте. Внизу — Лена с фонариком телефона. Что-то искала в шкафу у входа.
— Что ты делаешь? — спросила Алина. Лена вздрогнула. — Господи, ты меня напугала. Да я просто… паспорт не могу найти. — В шкафу у входа? — Ну да. Мама, может, сюда положила.
Алина подошла ближе. — Паспорт — в сумке у мамы. Я сегодня его видела. Лена усмехнулась: — Ты, я смотрю, за всем следишь.
На следующий день всё взорвалось. Когда Алина вернулась с работы, у калитки стояла полиция. У ворот — Галина Сергеевна, в платке, бледная, но сдержанная. Рядом — Роман и Лена.
