Свет в кухне уже тускнел, октябрьская серость медленно заползала в окна, и от этого новый дом казался каким-то чужим, как будто он был не их, а чей-то — временно взятый напрокат. Алина стояла у плиты, помешивая суп, и думала только об одном: зачем она согласилась на все это. На стройку, на ипотеку, на переезд в пригород, на то, чтобы жить в доме, где каждый угол напоминал ей не о счастье, а о долгах.
— Всё равно ведь не купили бы в городе, — говорил тогда Роман, — ты же сама видела цены. И она видела. Но не это ее грызло. Главное, что для строительства этого дома Роман продал квартиру своей матери. Наследственную, доставшуюся после отца. Мать — Галина Сергеевна — тогда долго молчала, потом просто сказала: — Делайте как знаете. Только не думайте, что потом не пожалеете.
Алина тогда приняла это за очередную колкость. У Галины Сергеевны их отношения с самого начала были как на минном поле: вежливые улыбки, натянутые разговоры, постоянное ощущение, что тебя оценивают. С тех пор прошло полгода. Дом достроен. И вроде бы всё должно быть хорошо. Но сегодня, когда она получила сообщение от свекрови — короткое, без приветствия, просто:
«С завтрашнего дня приеду. Нужно пожить у вас неделю, пока решу вопрос с квартирой», — Алина ощутила, как внутри всё сжалось.
Она перечитала сообщение трижды. Неделя. С Галиной Сергеевной неделя могла легко превратиться в месяц, потом в два. Алина знала этот тон: без просьбы, без обсуждения, просто констатация факта. «Приеду». Не «можно ли», не «не будет ли неудобно», а просто — приеду.
Она не успела ответить, когда за спиной послышался голос мужа: — Что-то случилось? Алина повернулась. Роман стоял в дверях, в рубашке навыпуск, усталый после работы, но довольный: успел, как всегда, к ужину.
— Мама пишет. Завтра приезжает. — Отлично! — обрадовался он. — Пусть посмотрит, как мы тут обустроились. Всё-таки её квартира нам помогла. — Ром, — тихо сказала Алина, — она не «посмотреть» приезжает. Она жить собирается. — Как жить? — «Пожить неделю». — Ну, неделю — это не страшно. — Ты хоть понимаешь, что это значит? — Да не нагнетай ты. Мама устала, ей сложно в её возрасте снимать. Посидит немного, отдохнёт.
Алина хотела возразить, но промолчала. Всё равно бесполезно. Роман в вопросах матери был слеп. Он не видел, как Галина Сергеевна скользит по ней оценивающим взглядом, как может в одной фразе похвалить и унизить.
Когда она впервые к ним приезжала, через неделю Алина перестала чувствовать себя хозяйкой: свекровь переставляла посуду в шкафах, меняла полотенца местами, объясняла, что «так удобнее». Теперь всё это повторится, только в их новом доме.
Утром следующего дня Алина встретила её на пороге. Галина Сергеевна, стройная, ухоженная, с чемоданом на колесиках и сумкой в руке, вошла, как будто всегда тут жила. — Ну, наконец-то добралась, — сказала она, осматриваясь. — Просторно. Светло. Только запах краски ещё стоит. Алина сдержала вздох: — Мы недавно отделку закончили. — Знаю. Всё красиво, но… — она провела пальцем по подоконнику, — пыль. Сразу видно — без хозяйской руки.
Роман спустился с лестницы, сияя: — Мама! Ну наконец-то! Он обнял её, и в его голосе было столько искренней радости, что Алине стало не по себе.
— Я на недельку, — сказала Галина Сергеевна, — пока жильё подыщу. У нас хозяйка квартиры с ума сошла: цену подняла, а ремонт обещанный не делает. Вот думаю, может, продать её совсем, а себе что-то купить поменьше. — Правильно, — поддержал Роман. — У нас поживи спокойно. У нас места хватит, правда, Алиночка? — Конечно, — ответила она ровно, хотя внутри всё клокотало.
Первые два дня прошли спокойно. Галина Сергеевна вставала раньше всех, варила кофе, жарила яичницу, включала новости на всю громкость. Вечером смотрела сериалы, сидя в кресле, которое Алина купила для себя. Алина старалась не обращать внимания. Но к третьему дню началось.
— Алин, а зачем вы спальню на первом этаже сделали? Там же сырость будет. — Не будет, там утеплитель хороший. — Всё равно неправильно. Надо наверху. А то ноги тянуть будет.
Или так: — Алин, я вчера стиралку включала — она что-то гремит. Ты фильтр чистила? — Мы сами стираем, спасибо. — Так я же помочь хотела.
Алина сдерживалась. Она даже старалась думать, что это забота. Но вечером, когда Галина Сергеевна сказала Роману, что «Алина, конечно, старается, но хозяйство — это не её стихия», терпение начало трещать.
— Мам, ну не говори так, — мягко заметил Роман. — У Алины и работа, и дом, она старается. — Да я просто сказала. Не обижайся, Алин. Просто вижу, что тебе тяжело. А женщине в доме должно быть легко, понимаешь?
Алина промолчала, хотя внутри всё кипело. «Женщине должно быть легко» — сказала та, кто разрушает её покой с первой минуты.
В пятницу вечером они с Романом сидели на кухне. — Ром, — начала она осторожно, — ты говорил, мама на неделю. — Ну да. — А она сегодня спросила, где можно купить занавески в её комнату. — Может, просто хочет уютнее сделать? — Ром, занавески — это не на неделю. Он посмотрел на неё виновато, потер лоб. — Ну подожди. Может, просто тянет время, пока квартиру не найдёт.
Алина хотела поверить. Хотела. Но уже понимала, что это не «неделя». Это надолго. Потому что за ужином Галина Сергеевна мимоходом сказала: — Ромочка, я тут подумала: а если я комнату себе внизу оставлю, а вы наверху обустроитесь? Так удобнее. — Мама, мы спальню внизу специально делали, чтоб не бегать по лестнице. — Ну вот, а мне как раз тяжело наверх подниматься.
Алина почувствовала, как стул под ней будто дрогнул. — Мама, — сказала она, стараясь, чтобы голос звучал спокойно, — вы же временно. — Конечно, конечно. — Галина Сергеевна улыбнулась. — Просто думаю наперёд.
На следующий день всё встало на свои места. Алина зашла в спальню и застыла: на их комоде стояли вещи свекрови — кремы, расчёска, коробочка с таблетками. На кровати — её халат. Она села на край постели, чувствуя, как изнутри поднимается холод.
Роман вернулся с магазина, увидел её взгляд. — Что случилось? — Посмотри. Он вошёл, посмотрел на вещи и нахмурился. — Мама, — позвал он. — Что? — Почему ты вещи в нашу комнату поставила? — А что такого? — удивилась она. — У вас наверху уютно, но лестница тяжёлая. Я пока тут поживу, ладно? А вы наверху, у вас там простор.
