Когда за ними щёлкнул замок, Марина рухнула на диван. Сердце стучало в висках. Её будто пытались заманить в ловушку, при этом улыбаясь и называя это «заботой». Она вспомнила слова Алексея: «Мы семья. Это всё для спокойствия». И поняла, что это не его идея. Это их — Людмилы Степановны и Виктора Петровича. Он просто подчиняется, как привык.
Она взяла телефон, открыла переписку с мужем. Последнее сообщение: «Не переживай, всё образумится. Люблю тебя». Люблю. Слово, которое должно согревать, а теперь звучало как издёвка.
Ночь была беспокойная. Алексей вернулся поздно, от него пахло чужим парфюмом — не резким, а лёгким, сладким. Он прошёл мимо, даже не посмотрев. Лёг спать.
Марина долго смотрела в потолок. Поздно. Свекровь сказала это не просто так. «Потом может быть поздно». Поздно для чего? Что-то должно случиться. И скоро.
Она вспомнила, как недавно в банке ей звонили насчёт кредита — спрашивали, не хочет ли она подтвердить согласие на запрос. Она тогда удивилась, потому что никакие кредиты не оформляла. Но потом списала всё на ошибку. Теперь всё стало на свои места: кто-то пробовал использовать её данные.
На следующее утро Марина решила действовать. Она отвела Софью в сад, зашла в ближайшее кафе и заказала чёрный кофе. Рядом за столом две женщины обсуждали ремонт, официант вытирал стойку, а на улице мокрый асфальт отражал вывески магазинов. Обычный день, но внутри у неё уже кипело.
Она достала телефон, открыла мессенджер и написала Алексею:
«Нам нужно серьёзно поговорить. Сегодня вечером. Без твоих родителей. Без отговорок.»
Он ответил быстро, будто ждал:
«О чём?»«Узнаешь вечером.»
Она нажала «отправить» и почувствовала странное облегчение.
Потом, чтобы отвлечься, пошла через дорогу — к старой бабушкиной хрущёвке. Ключи от неё она всегда носила в сумке, просто так, на всякий случай.
Подъезд пах старой краской и железом. Замок повернулся туго, как будто сопротивлялся. Внутри — тишина и знакомый запах: пыль, книги, духи «Красная Москва». Всё как прежде. Она прошла по комнатам, провела рукой по стенам, по старому комоду, где когда-то прятала свои детские «сокровища». Бабушка всегда говорила: «Маринка, дом — это не про стены. Это про силу. Пока у тебя есть место, где тебя никто не может выгнать — ты защищена».
И вдруг Марина поняла — бабушка, наверное, знала, о чём говорит.
Вечером Алексей пришёл домой, уставший, но с какой-то внутренней настороженностью. Он будто чувствовал, что разговор будет тяжёлым. Софья уже спала. Марина ждала его в гостиной.
— Что случилось? — спросил он, не снимая куртки.
— Случилось то, что я больше не собираюсь молчать, — сказала она спокойно. — Ко мне сегодня приходили твои родители. Они пришли, Алексей, не позвонили. С ультиматумом.
— Да ладно тебе, — он усмехнулся натянуто. — Что за ультиматум? Они просто переживают.
— Переживают? За кого? За тебя или за свои бумаги? — она подошла ближе. — Они хотят, чтобы я переписала квартиру. И ты это знаешь. Ты согласен с ними.
Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но она перебила: — Не надо. Я видела твои документы в ноутбуке. Черновик договора. С твоей фамилией. И датой — неделю назад.
Он побледнел. — Ты копалась в моих файлах?
— А ты копался в моей жизни. — Марина не отводила взгляда. — Скажи честно: зачем всё это? Зачем этот спектакль с «семейной стабильностью»?
Он молчал. Смотрел куда-то в пол, потом прошептал: — Я не хотел тебе зла. Просто… родители надавили. Сказали, что так будет правильно. Что это защитит нас, если…
— Если что? — спросила она. — Если ты решишь уйти? Или если у тебя появится кто-то другой?
Он вздрогнул. — Не выдумывай.
— Я не выдумываю, — сказала Марина, глядя прямо. — Я чувствую. И запах чужих духов на тебе чувствует тоже.
Алексей отступил на шаг, опустил руки. Несколько секунд он стоял молча. Потом сказал тихо, почти без звука: — Это не то, что ты думаешь.
— Конечно, не то, — сказала Марина холодно. — Вы все так говорите.
Он вдруг опустился на диван, закрыл лицо руками. — Всё запуталось, Марин. Я сам не понимаю, как так вышло. Я хотел как лучше. Мама… она умеет давить. Я просто хотел тишины.
— Тишины? — переспросила она. — Ты её получишь.
Она развернулась и ушла в спальню, оставив его одного среди документов и разбросанных вещей.
Он не пошёл за ней. Даже не попробовал.
Поздно ночью Марина проснулась от странного чувства. Алексей спал, телефон на тумбочке мигал синим светом. Она взяла его в руки. Экран разблокировался с первой попытки — пароль был прежний. Она открыла мессенджер. Первая переписка — с его матерью.
«Не поддавайся. Она должна понять выгоду.»«Юрист всё подготовил.»«Главное — действовать до того, как она узнает про ту историю.»
«Про ту историю» — эти слова ударили сильнее, чем всё остальное. Марина смотрела на экран, чувствуя, как поднимается волна.
Какую историю они скрывают?
Она положила телефон обратно и легла рядом с ним, но сна не было. За окном шуршал дождь, в темноте тикали часы. Её жизнь рушилась тихо, без громких сцен, без криков. Просто всё, что было родным, стало чужим.
И где-то глубоко внутри, под страхом и болью, зарождалось другое чувство — упрямое, жёсткое, неуничтожимое: они думают, что я сдаюсь. Но я только начинаю.
Утро было странно тихим. Никаких слов, никаких взглядов — только глухой звук ложки о чашку и шорох детских шагов. Софья собирала рюкзак в сад, глядя на родителей исподлобья, будто чувствовала, что мир вокруг них трещит по швам. Алексей сидел за столом, мрачный, ссутулившийся, небритый. Марина, спокойно одетая, с аккуратным пучком на затылке, казалась почти холодной. Но внутри всё горело.
Она знала: сегодня всё решится.
После того ночного открытия — сообщений между ним и свекровью — она не спала. Только думала. «Ту историю» — эти слова застряли в голове. Она не могла не выяснить, что это значит. И утром, когда Алексей ушёл «на работу», Марина достала его ноутбук. Пароль он, видимо, не сменил — по привычке считал, что она «не сунется».
Папка «Финансы» содержала не таблицы, как раньше, а сканы документов. Банковские, с подписями. Заявления, поручения, и — одно, которое выбило воздух из лёгких. Кредитный договор. Оформленный на неё.
