Она отвернулась, чтобы он не видел ее слез. Впервые за все время их брака между ними выросла стена — высокая, холодная и очень прочная. И строила ее не только Галина Ивановна. Свой кирпичик в нее положил и он своим молчанием.
Неделя после скандала прошла в ледяном молчании. Алексей ходил по квартире на цыпочках, пытался заговорить, но Мария отстранялась. Ее ранили не столько слова свекрови, сколько его предательское молчание. Оно звенело в ушах громче оскорблений.
Она почти не спала. По ночам в голове крутилась одна и та же мысль: «А что, если они правы? Я действительно жадная? Я плохая жена и невестка?» Сомнения разъедали изнутри. Галина Ивановна мастерски играла на чувстве вины.
Но однажды утром, проснувшись снова с тяжелым камнем на душе, Мария посмотрела на себя в зеркало и не увидела там жадную или плохую женщину. Она увидела загнанную в угол, уставшую и униженную девушку. И этот взгляд стал переломным.
«Хватит, — сказала она себе твердо. — Хватит сомневаться. Нужны факты. Нужна правда».
Она отпросилась с работы и пошла в юридическую консультацию. Офис оказался небольшим, но строгим, с запахом старой бумаги и кофе. Юрист, женщина лет пятидесяти с внимательными, умными глазами и строгой прической, выслушала ее спокойно, не перебивая. Мария, сбиваясь и путаясь, рассказала все: про квартиру, про свекровь, про требования продать и отдать деньги брату.
Когда она закончила, юрист, представившаяся Ириной Петровной, медленно отложила ручку.
— Хорошо, Мария, — сказала она деловым, спокойным тоном. — Давайте разбираться по порядку, чтобы у вас не осталось никаких сомнений. Запомните раз и навсегда.
Она достала чистый лист бумаги и начала тезисно записывать, сопровождая каждый пункт четкими пояснениями.
— Первое. Квартира, приобретенная вами до брака, является вашей личной собственностью. Это регламентируется Семейным кодексом РФ, статья 36. Это значит, что она принадлежит только вам. Ни ваш муж, ни, тем более, его родственники, не имеют на нее никаких прав. Ни моральных, ни юридических.
Мария слушала, затаив дыхание, и ей становилось легче с каждым словом.
— Второе. Распоряжаться этой собственностью — продавать, дарить, завещать — можете только вы и исключительно вы. Любые попытки давления с целью forced отчуждения имущества, особенно со стороны третьих лиц, каковыми являются ваша свекровь и ее сын, являются неправомерными.
Ирина Петровна посмотрела на Марию поверх очков.
— Проще говоря, они не имеют права даже требовать от вас обсуждения этого вопроса. Это ваше личное дело.
— А если… если бы я продала и мы купили другую? — робко спросила Мария.
— Вот это уже интереснее, — юрист сложила руки на столе. — Если бы вы продали свою добрачную квартиру и добавили вырученные деньги, например, в ипотеку, приобретая новое жилье уже в браке, то эта новая квартира стала бы вашей совместной собственностью. Но! Здесь крайне важно выделить доли. Без специального брачного договора или соглашения о выделении долей, купленная в браке недвижимость делится пополам, независимо от того, чьи деньги были вложены. Вы рискуете тем, что в случае развода ваши деньги, вложенные от продажи личной квартиры, будут поделены поровну.
Мария почувствовала, как по спине пробежал холодок. Она даже не думала о таком развитии событий.
— То есть… чтобы защитить себя, мне нужно было бы оформлять брачный договор, где четко прописано, что новая квартира куплена на средства от продажи моего личного имущества, и определяются доли?
— Совершенно верно, — кивнула Ирина Петровна. — Но в вашей ситуации, судя по всему, речь даже не об этом. Вам предлагают просто подарить деньги. Вернуть их, как было сказано, «честное слово» — это не юридический термин. Это ничтожное обещание, не имеющее силы.
Она откинулась на спинку кресла.
— Мой совет, как юриста, — не делать ничего. Ни при каких условиях не продавать и не закладывать свою квартиру под давление. Вы находитесь в абсолютно правовой позиции. Закон на вашей стороне на все сто процентов.
Мария вышла из здания юридической консультации, и ей показалось, что она впервые за долгое время вздохнула полной грудью. Давление, которое сжимало ее виски, исчезло. Сомнения испарились. Их место заняла твердая, кристально ясная уверенность.
Она достала телефон и увидела несколько пропущенных звонков от Алексея и одно сообщение от Галины Ивановны: «Мария, нам нужно серьезно поговорить. Я приеду завтра».
Раньше такое сообщение заставило бы ее нервно сжаться. Теперь же она прочитала его спокойно, с легкой усмешкой. Она знала, что сказать. Она знала, что делать.
У нее были не просто эмоции. У нее были факты. И закон.
На следующий день Мария взяла отгул. Она спокойно собралась, приготовила завтрак и ждала. Ждала того самого разговора, которого еще неделю назад боялась бы панически. Теперь же внутри нее была лишь холодная, спрессованная решимость.
Алексей, видя ее собранность, нервничал.
— Может, не надо сегодня? — предложил он за завтраком, разбивая яичницу на тарелке. — Мама, может, передумает. Зачем лишние ссоры?
— Это не ссора, Алексей, — спокойно ответила Мария, отпивая кофе. — Это последнее предупреждение. И мне нужен ты. Здесь. Рядом.
Он промолчал, и она поняла, что надеяться на его поддержку все еще наивно. Но его присутствие было необходимо — как свидетельство.
Ровно в одиннадцать раздался мерный, уверенный звонок в дверь. Мария глубоко вдохнула и пошла открывать.
На пороге стояла Галина Ивановна. Она была в своем обычном парадном виде, с сумкой из хорошей кожи и тем же выражением непоколебимой правоты на лице. Она вошла, не поздоровавшись, окинула взглядом прихожую, будто проверяя, все ли на месте, и прошла в гостиную, где за столом сидел Алексей.
— Ну, я пришла серьезно поговорить, — заявила она, устраиваясь в кресле, как на троне. — Надеюсь, ты за неделю одумалась, Мария, и мы сможем решить все по-хорошему.
Мария закрыла дверь, медленно подошла и села напротив. Она не сводила со свекрови спокойного, взвешенного взгляда.
— Мы действительно будем говорить серьезно, Галина Ивановна. И только один раз. Поэтому слушайте внимательно.
Ее тон был настолько новым, таким непривычно твердым, что Галина Ивановна на мгновение смутилась. Даже Алексей поднял на нее удивленный взгляд.
— Я хочу, чтобы вы раз и навсегда поняли несколько вещей, — начала Мария, четко выговаривая каждое слово. — Первое. Квартира, в которой мы находимся, является моей личной собственностью. Она была куплена мной до брака на мои деньги. Это не совместное имущество. Это не собственность вашего сына. Это мое.
— Опять эти сказки… — фыркнула свекровь, но Мария ее перебила. Впервые.
— Это не сказки. Это статья 36 Семейного кодекса Российской Федерации. Вы можете проверить.
В воздухе повисла тишина. Галина Ивановна смотрела на нее с открытым ртом.
— Второе. Распоряжаться этой собственностью — продавать, дарить, менять — могу только я. Исключительно я. Никто не имеет права требовать от меня этого, давить на меня или пытаться манипулировать мной, чтобы заставить меня расстаться с моим имуществом.
— Мария, как ты разговариваешь? — попыталась вставить свое слово свекровь, но ее голос уже потерял прежнюю уверенность.
— Я разговариваю так, как должна была говорить с первого дня. Третье. Предложение продать мою квартиру, чтобы отдать деньги вашему сыну Андрею, является не просто наглым и абсурдным. С юридической точки зрения, это попытка неправомерного завладения чужим имуществом под давлением.
Мария сделала паузу, давая этим словам достигнуть цели.
— Поэтому мое решение окончательное и обсуждению не подлежит. Моя квартира не является предметом обсуждения. Точка.
Она перевела взгляд на Алексея, который сидел, опустив голову, и, кажется, старался провалиться сквозь землю.
— И мой муж это прекрасно понимает. И поддерживает. Правда, Леша?
Он медленно поднял на нее глаза, полные растерянности и стыда, и кивнул. Словно против своей воли.
Галина Ивановна наблюдала за этой сценой, и ее лицо постепенно багровело от бешенства. Ее планы рушились на глазах, а ее собственная сын-предатель молча соглашался с этой… этой выскочкой!
— Что? — прошипела она, вскакивая с кресла. — Ты что себе позволяешь? Ты мне статьи цитируешь? Ты угрожаешь мне?
— Я не угрожаю. Я информирую, — холодно парировала Мария. — И предупреждаю. Следующий, кто поднимет в моем доме вопрос о продаже моей квартиры, может собирать вещи и искать себе новое жилье. Без разницы, кто это будет.
Она посмотрела прямо на свекровь, и в ее взгляде не было ни страха, ни злости. Только непоколебимая твердость.
— Я думала, мы семья… — начала Галина Ивановна, но ее голос дрогнул. Она поняла, что старые манипуляции больше не работают.
— В семье уважают личные границы и собственность, — закончила за нее Мария. — А не пытаются ее отнять. Разговор окончен.
Галина Ивановна постояла еще несколько секунд, пытаясь найти, что сказать, но слова не шли. Впервые она проиграла. С треском. Она резко развернулась, схватила свою сумку и, не сказав ни слова, выбежала из квартиры.
Дверь захлопнулась. В тишине было слышно лишь тяжелое дыхание Алексея. Он смотрел на жену, и в его глазах читался ужас от того, что она натворила, и… странное, едва зарождающееся уважение.
Мария же, опустившись на стул, вдруг почувствовала дикую усталость. Сражение было выиграно. Но война, она чувствовала, только начиналась.
Тишина, наступившая после ухода Галины Ивановны, была оглушительной. Мария сидела, глядя в одну точку, и чувствовала, как дрожь от перенесенного напряжения медленно отпускает ее тело. Она сделала это. Она сказала все, что должна была сказать давно.
