— Не голова, сыночек, а душа, — выдохнула она, глядя в пространство. — Беда у нас. Настоящая беда.
Мария, стоя у плиты и помешивая чай, насторожилась. Она мысленно готовилась к новой атаке на свою квартиру, но тон свекрови был иным — не настойчиво-деловым, а скорбным.
— Что за беда? — спросила она, стараясь, чтобы голос звучал нейтрально.
Галина Ивановна обернулась к ней, и в ее глазах стояла неподдельная тревога.
— Андрюша мой… — она смахнула несуществующую слезу. — Влюбился, Машенька. Влюбился без памяти. И девушка, вроде, ничего себе, с характером. И… они уже подумывают о свадьбе.
— Ну и хорошо же, — удивилась Мария. — Чем это беда?
— Да какая же это хорошая новость? — свекровь всплеснула руками. — У него же ничего нет! Ни кола ни двора! Работает где-то курьером, денег хватает только на сигареты и на пиво с друзьями. На что он семью содержать будет? Где жить-то они будут? Снимать? Это же денежная яма! Они всю жизнь в чужих стенах проживут!
Она снова умолкла, давая драматической паузе сделать свою работу. Алексей похлопал ее по руке.
— Мам, ну не драматизируй. Все как-то устраиваются. Может, и у него все получится.
— Как получится? — голос Галины Ивановны взвизгнул до истеричных ноток. — Он же мой сын! Я не могу смотреть, как он пропадает! И тут… тут такое стечение обстоятельств…
Она посмотрела прямо на Марию, и в ее взгляде вдруг не осталось и следа от слабости. Только холодный, расчетливый блеск.
— Я вчера говорила с его невестой, с Ирочкой. Так она прямо сказала, что выходить замуж без собственного жилья не намерена. И я ее понимаю! Разумная девушка. И знаешь, что я придумала? — она даже привстала, ее лицо озарилось наигранным вдохновением. — Это же судьба!
Мария похолодела. Она уже поняла, к чему все идет.
— Какая судьба? — тихо спросила она.
— Да ваша же квартира! — воскликнула Галина Ивановна, как будто открывая Америку. — Вы ведь все равно подумываете о расширении! О продаже! Так почему бы не помочь родному человеку? Не отдавать же деньги чужим людям!
Она вскочила с дивана и начала расхаживать по комнате, полная «гениального» плана.
— Вы продаете эту однушку! Не за полную цену, конечно, мне же неудобно будет, — она сделала жест, словно отмахиваясь от пустяков, — а по родственной, с небольшой скидкой. На эти деньги Андрей с Ирой сделают первоначальный взнос за свою квартирку! Решат свой главный вопрос! А вы… а вы подумаете о своем потом. Или мы с вами вместе подумаем! Они вам потом отдадут, честное слово! Ну, может, не все сразу, но частями!
В комнате повисла оглушительная тишина. Алексей смотрел на мать с открытым ртом, не в силах вымолвить ни слова. Мария чувствовала, как по ее спине бегут мурашки от наглости и абсурда услышанного.
— Галина Ивановна, — начала она, и ее голос дрогнул от сдерживаемых эмоций. — Вы сейчас серьезно? Предлагаете мне продать мою, добрачную, квартиру, доставшуюся мне от бабушки, чтобы подарить деньги вашему сыну?
— Какие «подарить»! — обиделась свекровь. — Я же сказала — они отдадут! Он же брат твоего мужа! Родная кровь! Ты не можешь ему отказать в такой мелочи! Он без твоей помощи пропадет, сломает себе всю жизнь из-за какой-то жилищной проблемы!
— Мелочи? — Мария не поверила своим ушам. — Вы называете квартиру мелочью?
— Ну, не мелочи, конечно, — поправилась Галина Ивановна, — но на то и семья, чтобы выручать в трудную минуту! Мы же тебя в семью приняли, души в тебе не чаяли! А ты не хочешь помочь в ответ? Отказать родному человеку?
Она снова села на диван и уставилась на Марию взглядом, полным укоризны и притворной боли, как будто та только что совершила самое страшное предательство в мире.
Алексей, наконец, нашел в себе силы говорить.
— Мама, это какой-то бред. Какая продажа? Маша же сказала, что не хочет продавать квартиру. И вообще, это ее собственность.
— Ах, ее собственность? — Галина Ивановна резко повернулась к сыну, и вся ее наигранная слабость испарилась, уступив место холодной ярости. — А ты кто? Чужий человек в этом доме? Ты здесь не живешь? Ты не имеешь права голоса? Или ты уже настолько под каблуком, что даже за брата заступиться не можешь? Он же твоя кровь!
Она снова перевела взгляд на Марию, и ее глаза сузились.
— Или ты, Мария, считаешь мою семью недостаточно хорошей для себя? Думаешь, мы тебя не достойны? Так, что ли?
Мария посмотрела на мужа, ожидая поддержки, но он лишь растерянно опустил глаза, разрываясь между женой и разошедшейся матерью. И в этот момент она поняла всю глубину пропасти, в которую их затягивает. Это была уже не просьба. Это был ультиматум, прикрытый манипуляцией и ложной заботой.
Тишина после предложения Галины Ивановны была густой и звенящей, как натянутая струна. Мария чувствовала, как по ее лицу разливается жар, а пальцы холодеют. Она смотрела на свекровь, и ей казалось, что она видит совершенно другого человека — не ту милую, заботливую женщину, что была на свадьбе, а холодную, расчетливую манипуляторшу.
— Галина Ивановна, — начала Мария, и ее голос, к ее собственному удивлению, прозвучал низко и твердо. — Я не буду продавать свою квартиру. Ни вам, ни Андрею, никому. Это мое окончательное решение. И обсуждать здесь больше нечего.
Лицо свекрови исказилось. Притворная слабость и материнская скорбь испарились в одно мгновение, словно их и не было. Ее глаза, narrow и колкие, впились в Марию.
— Ах, вот как? — ее голос стал шипящим, ядовитым. — Окончательное решение? Ты вообще понимаешь, с кем разговариваешь? Я — мать твоего мужа! Я — старшая в этой семье!
— В вашей семье, — поправила ее Мария. — А это — моя квартира. И мое решение.
— Твоя квартира? — Галина Ивановна фыркнула, и это прозвучало как плевок. — А мой сын что? Приживал здесь? Он тут ночует, вещи свои разбросал, он вложил сюда свою долю?
— Какую долю? — не выдержал Алексей, но голос его был слабым, потерянным. — Мам, прекрати…
— Молчи! — рявкнула на него свекровь, не отводя взгляда от Марии. — Я тебя растила, на ноги ставила, а ты теперь из-за юбки рот разинуть боишься? Она тебя на мякине провела, дурачка! У нее есть крыша над головой, а у тебя нет! Она тебя в рабы взяла, а ты и рад!
Она сделала шаг вперед, ее палец с длинным маникюром был направлен прямо на Марию.
— А ты… Ты просто жадная! Жадина деревенская! Сидишь на своей клетушке, как собака на сене! Ни себе, ни людям! Мой сын тебе жизнь скрасил, а ты ему даже помочь родному брату не хочешь! Ты чужая! Чужая и жадная!
Каждое слово било точно в цель. Мария чувствовала, как сжимается горло, но отступать она уже не могла. Это был переходивший все границы.
— Вы переходите всего дозволенного Галина Ивановна, — сказала она, и ее руки задрожали. — Я прошу вас остановиться.
— Ой,! — передразнила ее свекровь. — Американские словечки выучила! Ты в России живешь! У нас семьи друг за друга горой! А ты… ты не семья! Ты просто проходимец, который пристроился к моему сыну и теперь думает, что он тут хозяин!
— Выйди, — тихо сказала Мария. Она больше не смотрела на свекровь. Она смотрела на Алексея. — Выйди из моей квартиры. Сейчас же.
Галина Ивановна замерла на секунду, не веря своим ушам. Затем ее лицо побагровело от бешенства.
— Как ты меня выгоняешь? Меня? Из квартиры моего сына?
— Это не квартира твоего сына, — ледяным тоном произнесла Мария. — Это моя квартира. Купленная на мои деньги, до брака. И я прошу вас уйти.
Она посмотрела на мужа. Его лицо было бледным, он метался взглядом между женой и матерью, словно загнанный зверь.
— Леша? — тихо позвала она. Ей отчаянно нужна была его поддержка. Хотя бы слово. Хотя бы взгляд.
Он промолчал, опустив голову.
— Видишь? — торжествующе прошипела Галина Ивановна. — Мой сын на твоей стороне? Нет. Он со мной. Он понимает, что такое родственная кровь. А ты… ты так и останешься тут одна со своей жадностью. Приживалка.
Она повернулась, с грохотом схватила свою сумку и, не попрощавшись, вышла, хлопнув дверью так, что задрожали стены.
В квартире воцарилась оглушительная тишина. Мария стояла, не двигаясь, прислушиваясь к стуку собственного сердца. Потом она медленно повернулась к мужу.
— И что ты молчал? — спросила она, и голос ее сорвался на шепот. — Ты слышал, что она мне говорила? Ты считаешь меня жадной? Чужой?
Алексей поднял на нее глаза, полные растерянности и вины.
— Маш… она же мама… Она просто переживает за Андрея. Она не хотела тебя обидеть, просто у нее такой характер…
— Не хотела обидеть? — Мария засмеялась, и этот смех прозвучал горько и неуместно. — Она назвала меня жадной собакой на сене! И чужачкой! И ты считаешь это нормальным? Ты считаешь нормальным то, что она требует у меня мою собственность для своего раздолбая-сына?
— Ну почему же требует… Она предложила… — он беспомощно развел руками.
— Предложение, от которого нельзя отказаться? — Мария подошла к нему вплотную. — Алексей, это мой дом. Единственное, что у меня есть по-настоящему моего. И она пришла сюда и устроила скандал, пытаясь это отнять. А ты… ты просто сидел и молчал.
— Что я мог сделать? — взорвался он, наконец. — Встать между вами? Она же моя мать!
— А я твоя жена! — выкрикнула Мария, и из глаз у нее наконец хлынули слезы. — Мы должны быть одной командой! Ты должен был защитить меня! Хотя бы сказать: «Мама, это недопустимо, мы не будем это обсуждать»! Но ты промолчал! Ты дал ей понять, что ее поведение нормально!
