— Тамара Ивановна, вы не могли бы предупреждать заранее, когда приезжаете? — сказала Ольга, вытирая руки кухонным полотенцем. — Понимаете, у меня дома кабинет, клиенты приходят…
Тамара Ивановна замерла с пакетом пирожков в руках. Во взгляде невестки не было злости — только спокойная просьба, как соседке.
— Конечно, Оленька. Я не подумала.
Теперь, два года спустя, она сидела на своей кухне и понимала — именно с тех пирожков всё началось. Чайник свистел, но она не вставала. В тишине квартиры этот свист казался единственным живым звуком.
Раньше здесь был другой дом. Егор приводил Ольгу осторожно, представлял как будущую жену. Молодая женщина улыбалась, хвалила пироги, играла с маленькой Машенькой — своей дочкой от первого брака. Тамара Ивановна смотрела на сына — впервые за долгие годы он выглядел счастливым.
— Мам, она хорошая, — говорил Егор, когда Ольга укладывала дочку спать. — Работящая, умная. И я Машку её сразу полюбил.
Тамара Ивановна кивала. Ольга действительно была хорошей — не капризничала, не требовала подарков, работала косметологом в салоне. Только квартира у них была маленькая — однушка на окраине. Для троих тесновато.
— А что, если им дать нашу у парка? — предложила она мужу за ужином. — Там просторно, две комнаты. Машеньке место для игр.
Виктор отложил газету:
— Тома, там жильцы живут. Аренда — наша прибавка к пенсии.
— Ну и что? Сын важнее денег.
Через месяц жильцы съехали, а молодые въехали. Тамара Ивановна возилась с переездом, покупала новые шторы, расставляла мебель. Ольга благодарила, но сдержанно. Будто принимала должное.
— Вы нам так помогли, — сказала она, когда Тамара Ивановна приехала посмотреть, как обустроились. — Теперь я кабинет дома смогу оборудовать. Клиентов принимать.
В прихожей уже стояла косметологическая кушетка. Ольга рассказывала о планах, о расписании, а Тамара Ивановна слушала и чувствовала — что-то изменилось. Раньше Егор всегда звал её к столу, а теперь Ольга стояла у плиты, как хозяйка.
Первые месяцы Тамара Ивановна приезжала часто. Помогала с Машенькой, готовила борщ, приносила овощи с дачи. Но постепенно визиты становились короче. Ольга вежливо просила предупреждать — у неё сеансы по расписанию. Егор поддакивал:
— Мам, ты же понимаешь — у неё работа.
Однажды Тамара Ивановна приехала в субботу утром с пирогами. В прихожей стояли чужие туфли — клиентка уже пришла. Ольга выглянула из комнаты:
— Ой, Тамара Ивановна… Сейчас неудобно.
— Я просто пироги принесла. Положу на кухню и уйду.
— Лучше в другой раз. У меня сейчас процедура.
Тамара Ивановна стояла с противнем в руках, чувствуя себя неуместной. Из комнаты доносился женский голос — клиентка что-то рассказывала о муже. Ольга кивнула к двери.
— Оставлю на столе, — пробормотала Тамара Ивановна.
Она прошла на кухню, поставила противень на стол. Пироги ещё были тёплые. По дороге домой она думала — когда стала чужой в квартире, которую сама отдала?
Дома Виктор читал газету:
— Как дела у молодых?
— Нормально. Работают.
Она не стала рассказывать про пироги. Зачем расстраивать мужа?
К осени визиты стали редкими. Тамара Ивановна звонила, спрашивала разрешения приехать. Ольга отвечала деловито — можно в среду после обеда или в воскресенье до двенадцати. Как в поликлинику на приём.
Однажды в гостях Ольга принимала подругу — тоже косметолога. Обсуждали работу, клиентов, новые процедуры. Тамара Ивановна сидела на кухне с Машенькой, рисовала принцесс.
— А у тебя есть отдельный вход? — спросила подруга.
— Нет, но не критично. Квартира моя, планировку могу поменять.
Тамара Ивановна дрогнула. Моя. Не наша, не семейная. Моя. Она выпрямилась, отложила карандаш.
— Машенька, рисуй сама. Бабушке пора.
— Дела дома, солнышко.
В прихожей Ольга подала пальто:
— Тамара Ивановна, спасибо, что пришли.
— Да, конечно, — Тамара Ивановна застёгивала пуговицы, чувствуя холодок в голосе невестки.
В лифте она думала — когда «наша» квартира стала «моей»?
— Что-то рано вернулась.
— Дела у них. Работают.
Он кивнул, не поднимая глаз от телевизора. Тамара Ивановна прошла на кухню, поставила чайник. На холодильнике висели детские рисунки Машеньки — те, что девочка дарила раньше. Теперь новых не было.
Зимой Егор стал заходить один. Забегал на полчаса, выпивал чай, рассказывал о работе. О семье говорил мало.
