Елена Борисовна слушала внимательно, делала пометки.
— Свидетельство о собственности на ваше имя?
— Вы в браке или разведены?
— Формально ещё в браке. Развод не оформили, но он съехал четырнадцать месяцев назад.
— Понятно. Он был прописан в браке или ещё до?
— В браке. Пять лет назад.
— Хорошо. Есть доказательства, что он не проживает? Показания соседей, справки, квитанции?
— Квитанции все на меня. Справку из управляющей компании могу взять. Соседка Зинаида Петровна видела, как он съезжал, и больше его не видела.
— Отлично. Ещё нужна справка с его работы о месте фактического проживания, если получится. Жаль, что полиция не зафиксировала нарушение протоколом — было бы проще. Но и без этого доказательств достаточно.
— А если он скажет, что вкладывался в ремонт? — спросила Катя.
— Пусть докажет, — ответила Елена Борисовна спокойно. — Для суда «поменял кран» — не вклад, а бытовое участие. Если бы у него были чеки или договоры на крупный ремонт — другое дело. Но таких у него нет, верно?
— Значит, максимум, чего он добьётся, — чтобы его не сняли с регистрации сразу. Но право жить у него всё равно прекратится.
— А он может приходить к Артёму, если я против?
— По закону — да, если он отец. Но вы можете ограничить это через суд.
— Он пришёл с новой женщиной и стоял под дверью, ребёнок всё слышал.
— Вот и зафиксируйте это. Полиция, опека, потом заявление в суд. Если докажем, что его визиты травмируют ребёнка, суд разрешит встречи только по вашему согласию.
— А он не сможет через суд вернуть себе право?
— Если докажете, что он больше года не проживал, не участвовал в содержании жилья и утратил связь с квартирой — суд встанет на вашу сторону. Прописка без фактического проживания не защищает.
Катя выдохнула. Впервые за эти дни она почувствовала, что не одна.
Вечером Катя позвонила Марине.
— Я буду подавать иск, — сказала она, прежде чем подруга успела поздороваться.
— Серьёзно? — в голосе Марины слышалось облегчение. — Молодец, Кать. Наконец-то.
— Знаешь, Мар, я год боялась связываться с судом. После того как он ушёл — просто не было сил. Думала, авось само рассосётся, он поймёт и не будет лезть. Но он пришёл с ней, стучал в дверь, требовал… Артёмка всё слышал. Я поняла — хватит терпеть.
— Правильно делаешь, — твёрдо сказала Марина. — Ты ему дала шанс. Он его профукал.
Катя выдохнула, почувствовала, как напряжение медленно отпускает.
— Ещё и алименты через суд буду оформлять. Он последние три месяца вообще ничего не присылал.
— Вот и правильно. Пусть платит официально, а не когда ему захочется.
После разговора Катя села за стол с папкой документов. Квитанции за коммунальные услуги — все на её имя, все оплачены ей одной. Справка из управляющей компании о том, что Кирилл Сергеевич Морозов по адресу не проживает и за услуги не платит. Ещё нужны были показания соседки.
На следующий день она поднялась на этаж выше, постучала к Зинаиде Петровне. Старушка открыла дверь в домашнем халате, очки на носу.
— Катенька, заходи. Чай будешь?
— Спасибо, Зинаида Петровна, не буду. Мне нужна ваша помощь.
Они присели на кухне. Катя объяснила ситуацию, попросила написать показания — когда видела, как Кирилл съезжал, и что с тех пор его в подъезде не встречала.
— Конечно, напишу, — кивнула соседка. — Я же видела, как он вещи вывозил. Тогда ещё подумала — бросил семью. А теперь, значит, вернуться хочет? Наглости хватает.
Зинаида Петровна написала всё от руки на листе в клетку, поставила подпись и дату. Катя сложила листок, убрала в папку.
— Спасибо вам большое.
— Да не за что, деточка. Ты правильно делаешь. Нельзя давать таким людям садиться на шею.
Через неделю Катя подала иск в районный суд. Елена Борисовна помогла оформить все документы — и о снятии с регистрации, и о взыскании алиментов. Судебное заседание назначили через полтора месяца.
В эти полтора месяца Кирилл присылал сообщения. Сначала короткие: «Катя, давай поговорим.» Потом настойчивее: «Я тоже вложился в эту квартиру, ты это знаешь. Давай решим этот вопрос по-нормальному, без судов.»
Катя не отвечала. Один раз он позвонил, но она сбросила вызов. Ей нечего было ему сказать.
