— Андрей сделал свой выбор, когда обманул меня. Когда вместе с вами организовал эту подлость. Думаете, я буду жить с человеком, который способен на такое?
— Да кому ты нужна! — вдруг взвизгнула свекровь, срываясь. — Тридцать лет, ни кожи ни рожи, ни денег, ни связей! Андрей из жалости на тебе женился! Я его уговорила — мол, пусть хоть внуков нарожает, толк будет!
Я остановилась. Медленно повернулась к ней.
— Из жалости? — переспросила тихо.
— Да! — торжествующе выкрикнула свекровь, думая, что нашла моё слабое место. — Он мне сам говорил — жалко её, мол, старая дева, никто замуж не берёт! Ну и взял, дурак! А мог бы на Ленке жениться, помнишь Ленку? Дочка Виктора Палыча, у них бизнес свой! Но нет, подавай ему тебя!
Я смотрела на неё, на это искажённое злобой лицо, и вдруг мне стало её жалко. Эта женщина так и не поняла, что сама разрушила жизнь своего сына. Что из-за её интриг он потеряет жену, репутацию, возможно — свободу.
— Знаете что, Людмила Петровна, — сказала я устало. — Оставайтесь вы в этой квартире. Живите тут, радуйтесь. Только вот Андрея вам придётся содержать самой — он после развода и выплаты мне компенсации вряд ли сможет работать на прежнем месте. Да и кто возьмёт человека с судимостью за мошенничество?
— Судимостью? — свекровь отшатнулась.
— А вы как думали? Что я промолчу? Позволю себя обобрать и уйду тихонечко? Нет уж. Я работала как проклятая, отказывала себе во всём, чтобы платить за эту квартиру. И вы с Андреем ответите за свой обман по полной программе.
— Подожди! — свекровь бросилась ко мне, схватила за руку. — Давай договоримся! Я… я верну тебе деньги! Все, что ты заплатила!
— Откуда? — я усмехнулась. — У вас же денег нет, вы на пенсии. Или есть? Припрятали что-то?
Людмила Петровна закусила губу. Потом кинулась к серванту, достала из нижнего ящика какую-то папку.
— Вот! Смотри! У меня есть вклад, двести тысяч! Я отдам тебе всё, только не подавай заявление!
— Двести тысяч? Я заплатила больше четырёхсот. И это не считая морального ущерба.
— Я… я продам дачу! У меня есть дача, шесть соток, домик! Продам и отдам тебе!
Было видно, как тяжело ей даются эти слова. Дача была её гордостью, она там каждые выходные проводила с весны до осени.
— И квартиру перепишете на меня и Андрея в равных долях, — добавила я.
— Что? Нет! Это слишком!
— Тогда до встречи в суде, — я развернулась.
— Стой! — крик свекрови был полон отчаяния. — Хорошо! Хорошо, я согласна! Только… только не разрушай Андрюшину жизнь! Он хороший мальчик, просто запутался!
— Хороший мальчик? — я обернулась. — Ему тридцать два года, Людмила Петровна. И он сознательно обманул женщину, которая его любила. Но знаете что? Я не буду подавать на него в суд. При одном условии.
— Каком? — в глазах свекрови затеплилась надежда.
— Вы расскажете ему правду. Всю правду. Что это была ваша идея. Что вы его уговорили. Что вы планировали избавиться от меня после рождения детей. Всё расскажете. При мне.
— Но… он же не поверит!
— У меня есть запись вашего разговора с подругой. Если понадобится — дам послушать.
Людмила Петровна села прямо на пол. Из её глаз потекли слёзы.
— Я всё потеряю… Сын меня возненавидит…
— Надо было думать раньше, — жёстко ответила я. — Когда строили свои подлые планы.
В этот момент в прихожей хлопнула дверь.
— Я дома! — раздался голос Андрея.
Мы обе замерли. Я — стоя посреди кухни с телефоном в руке, свекровь — сидя на полу в слезах.
— Мам? Тань? Вы где? — Андрей заглянул в кухню и остолбенел. — Что происходит?
— Твоя мать хочет тебе кое-что рассказать, — сказала я спокойно. — Правда, Людмила Петровна?
Свекровь подняла на сына заплаканное лицо.
— Андрюша… прости меня…
— Мам, что случилось? — он бросился к ней, помог подняться. — Таня, что происходит?
— Расскажите ему, — велела я свекрови. — Или я включу запись.
Людмила Петровна всхлипнула и начала говорить. Медленно, путаясь, но говорила. О том, как убедила его оформить квартиру на себя. Как планировала избавиться от меня. Как называла меня дурой и курицей.
