Всё началось с обрывка разговора, который Ольга не должна была услышать. Она вернулась с работы раньше обычного — в поликлинике отменили последние приёмы из-за аварии водопровода. Зайдя во двор частного дома, где они жили с мужем и его матерью, Ольга увидела Валентину Васильевну, беседующую с соседкой через забор. Хотела окликнуть, но остановилась, услышав своё имя.
— А невестка-то твоя как? Помогает по хозяйству? — спрашивала соседка.
— Да какая от неё помощь, — Валентина Васильевна говорила с той особой интонацией, которая появлялась у неё, когда поблизости не было сына. — Ни рыба ни мясо. И хозяйка — никакая. Я всё сама должна делать.
Ольга замерла, чувствуя, как кровь приливает к лицу. За пять лет замужества она привыкла к мелким уколам свекрови, к постоянным замечаниям, к тому, что как бы она ни старалась, Валентина Васильевна всегда находила, к чему придраться. Но услышать такое за своей спиной…
— Оленька! — воскликнула свекровь, заметив её. — А ты чего так рано?
На лице — сразу улыбка, глаза светятся заботой. Как будто не она только что говорила эти ужасные вещи.
— В поликлинике авария, — сухо ответила Ольга, проходя мимо. — Я пойду, переоденусь.
В спальне она присела на край кровати, пытаясь успокоиться. «Не накручивай себя, — уговаривала она сама себя. — Мало ли что ляпнула старая женщина. Может, просто настроение плохое».
Не хотелось верить, что свекровь действительно так о ней думает. За пять лет Ольга делала всё, чтобы угодить матери мужа — готовила, убирала, старалась быть внимательной и заботливой. Даже на предложение Игоря снять отдельное жильё ответила отказом: «Зачем твою маму одну оставлять? Она же скучать будет».
Казалось, у них сложились вполне нормальные отношения. Не идеальные, конечно, — мелкие трения случались, но Ольга списывала это на разницу в возрасте, воспитании, привычках.
А теперь что? Выходит, все эти годы свекровь лишь притворялась?
За ужином Валентина Васильевна была особенно мила — подкладывала Ольге самые лучшие куски, интересовалась, как прошёл день, рассказывала какие-то забавные истории про соседей. Игорь, вернувшийся с работы усталый, но довольный, улыбался, глядя на эту идиллию.
— Вот так бы всегда, — сказал он, отодвигая опустевшую тарелку. — Мои любимые женщины мирно беседуют.
Ольга промолчала. Что-то мешало ей участвовать в этом спектакле. Слова, услышанные днём, всё ещё звучали в ушах.
— Олечка, а курицу по моему рецепту в следующий раз попробуешь приготовить? — ласково спросила свекровь. — Я тебя научу. А то у тебя всегда суховато получается.
И вот опять. Вроде бы забота, а на самом деле — укол.
— Спасибо, но мне и моя курица нравится, — ответила Ольга, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
— Ну, тебе-то, может, и нравится, — Валентина Васильевна развела руками, обращаясь к сыну. — А мужчины любят, чтобы мясо сочное было. Правда, Игорёшенька?
— Да ладно вам, мам, — отмахнулся Игорь. — Нормальная курица. Мне нравится, как Оля готовит.
— Ну, конечно, — свекровь сладко улыбнулась. — Ты у нас всегда такой… дипломатичный.
Ольга резко встала из-за стола.
— Я посуду помою, — сказала она и быстро вышла на кухню.
У раковины она долго стояла, глядя в окно на темнеющий сад. «Может, это я себя накручиваю? — думала она. — Может, просто чувствительная стала? Беременность всё-таки…»
О своей беременности Ольга узнала неделю назад, но пока никому не говорила. Хотела сначала с Игорем наедине поделиться, потом вместе маме рассказать. Но момента всё не находилось — Валентина Васильевна словно чувствовала, когда они хотят побыть вдвоём, и обязательно появлялась рядом.
Игорь зашёл на кухню, обнял жену сзади.
— Ты чего такая напряжённая? Что-то случилось?
Ольга повернулась к нему, вытирая мокрые руки полотенцем.
— Игорь, я сегодня случайно услышала, как твоя мама говорила обо мне с соседкой. Она сказала, что я «ни рыба ни мясо» и «хозяйка никакая».
Лицо мужа застыло.
— Тебе, наверное, послышалось.
— Не послышалось, — покачала головой Ольга. — Я стояла в двух шагах от них.
— Ну, мало ли что она ляпнула, — он пожал плечами. — Ты же знаешь, у мамы язык без костей. Не бери в голову.
— То есть тебя не беспокоит, что она так обо мне думает?
— Да не думает она так! — он начал раздражаться. — Просто сказала, не подумав. С кем не бывает?
Ольга хотела возразить, что «не подумав» обычно говорят правду, но промолчала. Спорить с Игорем о его матери было бесполезно — он всегда становился на её сторону. «Ну это же мама», — говорил он, как будто это всё объясняло.
— Ладно, забудь, — сказала она и вернулась к мытью посуды.
После того дня что-то изменилось. Словно упала завеса, и Ольга начала замечать то, на что раньше закрывала глаза. Как свекровь при каждом удобном случае напоминает сыну о его бывших подругах. Как «случайно» перекладывает вещи Ольги, а потом делает вид, что не трогала. Как постоянно подчёркивает, что дом принадлежит ей, хотя половину средств на ремонт внесли они с Игорем.
Когда Ольга наконец объявила о беременности, Валентина Васильевна всплеснула руками:
— Батюшки! В твоём-то возрасте? Это же опасно, Оленька! Тебе уже почти сорок.
— Мне тридцать девять, и врач сказал, что всё в порядке, — спокойно ответила Ольга.
— Ну, врачи ваши… — махнула рукой свекровь. — А ты, Игорёк, что молчишь? Рад небось?
— Конечно, рад, — Игорь обнял Ольгу за плечи. — Это же наш первенец.
— Дай-то бог, чтобы всё хорошо прошло, — вздохнула Валентина Васильевна. — В таком возрасте, да ещё и первые роды… Ох, страшно даже подумать, что может быть!
Весь вечер она продолжала говорить об опасностях поздней беременности, о сложных родах, о знакомых, у которых «всякое бывало». К ночи у Ольги разболелась голова от этих разговоров.
Беременность протекала нормально, но настроение у Ольги портилось с каждым днём. Свекровь словно объявила молчаливую войну — постоянные замечания, советы, непрошеная помощь. То скажет, что Ольга слишком много ест и «растолстеет так, что после родов не похудеет», то, наоборот, начнёт пичкать какой-то особенной едой для беременных — «у нас в деревне все так делали».
Игорь на жалобы жены только отмахивался:
— Ну ты же знаешь, она старой закалки. Переживает просто. Потерпи немного.
В один из вечеров, когда Ольга уже легла спать, она услышала разговор на кухне. Игорь с матерью о чём-то негромко беседовали, и её имя проскакивало в их речи.
— …ты не думай, сынок, я же за вас беспокоюсь, — говорила Валентина Васильевна. — Только мне кажется, она какая-то нервная стала. Беременность, конечно, дело такое, гормоны шалят. Но всё-таки странно себя ведёт.
— Мам, ну хватит уже, а? — в голосе Игоря слышалась усталость. — Оля нормально себя ведёт. Просто ей тяжело сейчас.
— А мне легко, думаешь? — тон свекрови изменился, стал жалобным. — Я и готовлю на всех, и стираю, и убираю. А она только и делает, что жалуется.
— Она беременна, мам.
— И что? Я, когда тебя носила, до последнего дня в поле работала!
Ольга отвернулась к стене, зажмурилась. Обида комом стояла в горле. Почему, ну почему Игорь не может просто сказать матери, чтобы та перестала? Неужели не видит, как она изводит его жену?
На седьмом месяце беременности Ольга решила уйти в декретный отпуск. Работа медсестрой выматывала, да и врач советовал больше отдыхать. Но дома оказалось ещё хуже — теперь она целыми днями находилась под присмотром свекрови.
Валентина Васильевна контролировала каждый её шаг — что ест, как долго спит, сколько ходит, что читает, с кем разговаривает по телефону. Следила, словно надзирательница.
— Ты куда собралась? — спрашивала она, когда Ольга одевалась, чтобы выйти на прогулку.
— Пройтись немного. Врач сказал, ходить полезно.
— В такую жару? Ты с ума сошла? Солнечный удар схватишь!
— Сейчас не жарко, всего двадцать градусов.
— И куда идёшь?
— Просто по улице пройдусь, подышу воздухом. — А почему одна? Подожди вечера, с Игорем пойдёте.
И так каждый день, каждый час. Ольга чувствовала себя как в клетке.
В один из таких дней у неё внезапно закружилась голова, и она чуть не упала. Свекровь, бывшая рядом, подхватила её под руку.
— Ну вот! Я же говорила! — торжествующе произнесла Валентина Васильевна. — Надо «скорую» вызвать.
— Не надо, просто голова закружилась, — ответила Ольга, приходя в себя. — Сейчас пройдёт.
— Нет уж, я лучше сыну позвоню. Пусть знает, как ты себя ведёшь!
Она тут же набрала номер Игоря и драматичным голосом сообщила, что Ольге «совсем плохо», что она «чуть в обморок не упала» и что «беременность что-то идёт не так».
Вечером разыгралась настоящая драма. Игорь примчался с работы раньше обычного, бледный от волнения.
— Что случилось? Почему ты не позвонила? — набросился он на жену.
— Потому что ничего серьёзного не произошло, — устало ответила Ольга. — Просто голова на минуту закружилась. С беременными такое бывает.
— Мама сказала, ты чуть не потеряла сознание!
— Твоя мама преувеличивает. Как всегда.
— Что значит «как всегда»? — вмешалась Валентина Васильевна. — Я, значит, преувеличиваю? То есть, если бы я тебя не поддержала, и ты бы упала и ударилась, было бы лучше?
— Я не собиралась падать, — Ольга почувствовала, как закипает раздражение. — И вообще, может, головокружение началось именно из-за того, что вы меня весь день донимали своими указаниями и запретами!
— Вот как ты со мной разговариваешь! — всплеснула руками свекровь. — Видишь, Игорь, как она со мной обращается? А я ведь только добра вам желаю!
Игорь переводил взгляд с матери на жену, явно не зная, на чью сторону встать.
— Ладно, успокойтесь обе, — наконец сказал он. — Оля, тебе действительно надо быть осторожнее. А ты, мама, не драматизируй, пожалуйста.
— Я не драматизирую! — возмутилась Валентина Васильевна. — Я беспокоюсь! А она… она меня не уважает! Пользуется тем, что живёт в моём доме, и ведёт себя так, будто я здесь никто.
— Прекрати, мама, — Игорь поморщился. — Никто тебя не обижает.
— Нет, обижает! — свекровь неожиданно всхлипнула. — Она настраивает тебя против меня. Всегда так делала, а теперь вообще… Ребёнок родится, вы меня вообще выбросите, как старую вещь.
И она разрыдалась — громко, с подвываниями, закрыв лицо руками.
Игорь тут же бросился к ней, обнял, начал успокаивать. А Ольга молча вышла из комнаты. В этот момент она особенно остро поняла, насколько всё плохо. И что будет только хуже.
Когда родилась дочка — маленькая, с пушистым тёмным волосом — Ольга думала, что теперь всё изменится. Что свекровь смягчится, увидев внучку, что они найдут общий язык.
Но не тут-то было. Валентина Васильевна развернула новое наступление — теперь уже на тему воспитания.
— Ты её неправильно держишь, — говорила она, наблюдая, как Ольга кормит ребёнка. — В моё время детей иначе пеленали.
— Сейчас врачи не рекомендуют тугое пеленание, — спокойно отвечала Ольга.
— Врачи! Что они понимают! Вот у меня Игорёк вырос здоровым, и ничего, дожил до сорока лет без всяких психологических травм.
Ольга прикусывала губу, чтобы не ответить резко. Забота о дочке отнимала все силы, и на споры их просто не оставалось.
Но однажды она вернулась из душа и застала свекровь, которая давала трёхмесячной девочке воду с ложечки.
— Что вы делаете? — воскликнула Ольга, кинувшись к кроватке. — Ей нельзя воду! Она на грудном вскармливании!
— Ребёнок должен пить воду, — невозмутимо ответила Валентина Васильевна. — Все дети пьют воду.
— Грудные дети получают всю необходимую жидкость с молоком, — Ольга еле сдерживалась, чтобы не закричать. — Современная педиатрия это доказала. Вы хотя бы у меня спросили сначала!
— А что спрашивать? Я троих детей вырастила, не тебе меня учить.
— Двоих, — машинально поправила Ольга. — У вас двое детей.
Лицо свекрови исказилось.
— Не тебе считать моих детей! — прошипела она. — Я знаю, сколько у меня детей!
И выскочила из комнаты, хлопнув дверью.
Вечером, когда Игорь вернулся с работы, его встретила зарёванная мать.
— Она оскорбляет меня, — всхлипывала Валентина Васильевна. — Говорит, что я плохая бабушка, что не умею с детьми обращаться. А сама… сама малышку чуть не уморила! Не даёт ей воды, представляешь? Ребёнок кричит от жажды, а она твердит какую-то чушь про грудное молоко!
Игорь вызвал Ольгу на «серьёзный разговор».
— Послушай, — начал он, — я понимаю, что ты устала, что тебе тяжело. Но нельзя так с мамой. Она хочет помочь.
— Отпаивать трёхмесячного ребёнка водой — это не помощь, а вред, — отрезала Ольга. — И я не говорила, что она плохая бабушка. Я просто попросила не делать ничего такого без моего ведома. Это мой ребёнок, в конце концов!
— Наш, — поправил Игорь. — И мама имеет право…
— Право давать ей что попало без моего согласия? — Ольга почувствовала, как внутри всё закипает. — Серьёзно? А если она завтра решит покормить её мёдом? Или укроет тёплым одеялом в жару? Тоже будем говорить, что это её право?
— Не преувеличивай, — поморщился Игорь. — Мама просто старой закалки. У неё свои представления о воспитании.
— Устаревшие представления! Которые могут навредить!
— Ладно, ладно, — он примирительно поднял руки. — Я поговорю с мамой, чтобы она согласовывала с тобой всё, что касается ребёнка.
Но, судя по всему, разговора не было. Или был, но не подействовал. Потому что на следующий день, пока Ольга спала после ночного кормления, свекровь забрала ребёнка к себе и намазала её щёчки, покрасневшие от жары, каким-то народным средством — «от опрелостей».
К вечеру у малышки начался зудящий дерматит, и пришлось срочно ехать в больницу.
Когда дочке исполнилось полгода, Ольга поняла, что больше не может. Постоянные стычки со свекровью, молчаливое неодобрение мужа, который считал её «слишком нервной», отсутствие личного пространства — всё это выматывало сильнее, чем бессонные ночи с ребёнком.
Последней каплей стал подслушанный разговор. Валентина Васильевна говорила по телефону с кем-то из родственников и, думая, что Ольга с дочкой гуляют, откровенничала:
— …да замучила она меня совсем! Ходит как царица, командует, к внучке не подпускает. А Игорёк совсем под каблуком у неё. Но ничего, я своего не отдам. Если она не уходит — я сделаю так, чтобы сын сам её выгнал.
Ольга застыла в коридоре, держа спящую дочку на руках. В голове звенело от обиды и гнева. Свекровь не просто не любила её — она активно хотела разрушить их семью.
«Всё, хватит», — решила Ольга.
Когда Игорь вернулся с работы, она встретила его уже собранным чемоданом.
— Что это? — недоумённо спросил он. — Ты куда собралась?
— К маме, — спокойно ответила Ольга. — С дочкой.
— Почему?
— Потому что я так больше не могу, Игорь. Твоя мать меня ненавидит. Она вредит нашему ребёнку. Она пытается разрушить наш брак. А ты ничего с этим не делаешь.
— Да брось ты, — он попытался обнять её, но она отстранилась. — Ну подумаешь, не ладите немного. Все свекрови такие.
— Нет, не все, — покачала головой Ольга. — И дело не в том, что мы «не ладим». Дело в том, что она ведёт против меня настоящую войну. А ты делаешь вид, что ничего не происходит.
— Ты преувеличиваешь…
— Нет! — она почти закричала, но тут же понизила голос, чтобы не разбудить ребёнка. — Я не преувеличиваю. Я слышала, как она сегодня говорила, что сделает всё, чтобы ты меня выгнал. Понимаешь? Она хочет, чтобы мы развелись!
Игорь растерянно моргал.
— Она не могла такого сказать.
— Могла. И сказала.
— Ты серьёзно собираешься уйти? — до него, кажется, начало доходить, что это не просто угроза.
— Да. Потому что ты позволил своей маме стать моим врагом. А значит — не мой муж.
Он молчал, глядя на собранный чемодан, на спящую в кроватке дочь, на решительное лицо жены.
— Подожди, давай всё обсудим, — наконец произнёс он. — Может, я поговорю с мамой…
— Поздно, Игорь. Я уже договорилась с моей мамой. Она нас ждёт.
Взяв чемодан и сумку с детскими вещами, Ольга подошла к кроватке, осторожно подняла дочку. Ребёнок заворочался, но не проснулся.
— Ты можешь навещать нас, когда захочешь, — сказала она, направляясь к двери. — Такси уже ждёт.
— Оля, не уходи! — он кинулся следом. — Давай всё решим!
Но она уже спускалась по лестнице. В прихожей стояла Валентина Васильевна, наблюдавшая всю сцену.
— Вот и хорошо, — неожиданно спокойно сказала она. — Давно пора было это сделать. Поймёшь теперь, каково без мужа.
Ольга остановилась, глядя свекрови в глаза.
— Вы добились своего, Валентина Васильевна. Поздравляю. Надеюсь, вам будет хорошо вдвоём с сыном.
И, не прощаясь, вышла за дверь.
Первая неделя у мамы прошла как в тумане. Ольга спала, кормила дочку, механически ела то, что готовила мать, и ни с кем не разговаривала. Телефон разрывался от звонков Игоря, но она не брала трубку.
На десятый день он приехал — осунувшийся, с красными глазами.
— Я снял квартиру, — сказал он вместо приветствия. — Недалеко от твоей работы. Двухкомнатную. Возвращайся, пожалуйста. Без тебя… без вас… я не могу.
— А как же твоя мама? — спросила Ольга.
— Я поговорил с ней. Серьёзно поговорил. Она не права, я понял это. И она тоже поняла. Обещает больше не вмешиваться.
— Я не верю в её обещания.
— Нам не нужно будет с ней жить, — Игорь присел рядом с Ольгой на диван. — Я буду её навещать. Но наша семья — это мы. Ты, я и дочка.
Ольга долго молчала, глядя на мужа. Злость ушла, осталась только усталость. И где-то глубоко — желание верить, что всё ещё можно исправить.
— Если я соглашусь, — наконец сказала она, — то только с одним условием. Твоя мать больше никогда не будет вмешиваться в нашу жизнь. Никакие советы, никакие указания, никакие «в моё время». Я понимаю, что ты её сын и будешь с ней общаться. Но она перестанет быть частью нашей семьи. Это моё условие.
— Хорошо, — кивнул Игорь. — Я согласен.
Ольга пристально посмотрела на него.
— Ты уверен? Это серьёзный выбор, Игорь. Я не прошу тебя отказаться от матери. Но я требую, чтобы она не лезла в нашу жизнь, не указывала, как нам воспитывать ребёнка, не критиковала меня за твоей спиной. И самое главное — чтобы ты перестал закрывать на всё это глаза.
Игорь взял её за руку.
— Я понял, Оля. Правда, понял. Эти десять дней без тебя… Я многое переосмыслил. Мама действительно перешла все границы. И я виноват, что позволил этому случиться.
Она колебалась. Оставить всё, как есть, уйти от мужа? Или дать их семье ещё один шанс?
В соседней комнате заплакала дочка. Игорь встал первым.
— Можно я? — спросил он, и в его глазах было столько надежды, что Ольга кивнула.
Он вернулся с малышкой на руках — маленькой, сонной, такой похожей на него.
— Смотри, она улыбается, — прошептал Игорь. — Узнала папу.
И Ольга решилась.
