Марина всегда боялась трасс. Даже в детстве, когда отец сажал её на переднее сиденье своей «Волги» и мчал по ночной дороге к бабушке в деревню, она вжималась в кресло, следя за фарами встречных машин, будто от их света зависела её жизнь. Что-то в этих полосах света, рвущих тьму, казалось ей неестественным, опасным. Она не могла объяснить этого страха — он был почти иррационален, как предчувствие, укоренившееся глубоко в детском сознании. Иногда, особенно в густом тумане, ей чудилось, будто машины не просто едут мимо, а исчезают в темноте, словно проваливаются в чью-то бездонную пасть. Её отец смеялся, говорил, что у неё слишком богатое воображение, но Марина чувствовала: дорога живёт своей жизнью. И, возможно, помнит больше, чем люди готовы признать.
Теперь она сама за рулём. Чёрная «Хонда» плавно скользил по шоссе, обнимая повороты. Было за полночь. Справа — лес, слева — редкие огни отдалённых деревень. Она возвращалась с командировки — усталая, с головной болью и навязчивым чувством, что не всё сказала коллеге, с которым вели тот долгий разговор в гостинице. Неважно. Всё это останется позади через пару часов, когда она будет дома.
На повороте у восьмидесятого километра она впервые заметила его. Мужчина в длинном пальто, без фуражки, стоял у обочины и поднимал руку. Марина замедлила ход. Он не выглядел опасно — скорее устало. Бледное лицо, седина, аккуратная борода, слегка дрожащие пальцы, будто от холода или нервного напряжения. Его взгляд был направлен не на неё, а куда-то вдаль, в темноту, как будто он кого-то ждал или, напротив, только что с кем-то попрощался. «Что он здесь делает?» — подумала она, но уже остановилась. Открыла окно:
— Куда вам?
— До развилки, если можно… — сказал он тихо, почти извиняющимся тоном.
Он сел рядом. Пахло дождём и чем-то аптечным. Долго молчали. Потом он вдруг спросил:
— А вы верите в случайности?
Она удивлённо глянула на него, не зная, что ответить. Но он продолжил:
— Просто подумал… сколько таких поворотов мы проезжаем и не догадываемся, что один из них может изменить всё. — Он повернулся к ней. — Я здесь однажды чуть не погиб.
Марина сглотнула. Пальцы крепче сжали руль.
— Это было давно. Я ехал с женой. Она заснула. А я… я засмотрелся на фару сгоревшей машины у обочины. На секунду отвлёкся. Этой секунды хватило. Мы перевернулись. Я выжил. Она — нет. — Он замолчал, словно заново переживая произошедшее. — Я возвращался сюда много лет подряд, сначала — чтобы понять, потом — чтобы простить себя. И каждый раз останавливался на этом повороте, будто надеясь встретить… не знаю, знак, ответ. Иногда кажется, что дорога что-то знает. Или помнит.
Марина почувствовала, как по спине побежали мурашки. Она замедлила ход.
— Я вас не пугаю. Простите. Просто странно — вы остановились именно здесь. Мало кто тормозит на этом участке.
На развилке она притормозила. Он вышел, поблагодарил, и, уже отойдя, вдруг вернулся и сказал:
— Вы бережёте себя. Это правильно. Только не забывайте: не все повороты — про дорогу.
Он исчез в темноте. Она долго смотрела ему вслед, потом медленно поехала дальше. Что-то в его голосе было не просто грустью — как будто он прощался не только с дорогой, но и с жизнью. В салоне оставался слабый запах аптечных трав, словно присутствие попутчика ещё не успело рассеяться.
Когда она вернулась домой, её ждало письмо. Настоящее, бумажное. От нотариуса. Оказалось, несколько дней назад скончался дальний родственник, которого она едва помнила — брат её деда по отцовской линии, с которым семья давно потеряла связь. Завещал он ей дом. Дом, стоящий… как позже выяснилось, у того самого поворота, где она подобрала странного попутчика. Старый, обшарпанный, с заколоченными окнами и чердаком, пахнущим пылью, но с удивительно ухоженным садом, будто кто-то заботился о нём до последнего дня.
Она не могла найти ни одной записи, что кто-то стоял на трассе в ту ночь. Камеры ничего не зафиксировали. Но через неделю после получения ключей, разбирая вещи в доме, она нашла старую фотографию. Мужчина в длинном пальто стоял у крыльца. На обороте — надпись: «Прости меня, Лена. Я хотел повернуть, но опоздал.»
Подпись: Павел. Такое же имя стояло в письме от нотариуса.
Марина долго рассматривала снимок. Что-то в чертах лица мужчины неуловимо отзывалось в памяти — словно она уже видела его, слышала этот голос. Пальто, борода, тот же взгляд — печальный, просящий прощения. Она положила снимок обратно в коробку и закрыла крышку.
Только тогда поняла — с некоторых поворотов не возвращаются. Но, может быть, кто-то всё же ждал, чтобы она остановилась. Чтобы история, когда-то оборвавшаяся, обрела последний штрих. Чтобы кто-то, однажды потерявшийся в темноте, был всё же услышан.
