— Ты уволилась?! А кто теперь будет выплачивать ипотеку? — Свекровь кричала в трубку, едва не задохнувшись.
Я отставила телефон от уха, поморщившись от резкого звука. Ну вот, началось. Хотя чего я ждала? Похвалы? Вряд ли Надежда Петровна способна на такое в принципе, особенно когда дело касается денег, стабильности и, конечно же, её драгоценного сыночка, моего мужа Лёши.
— Надежда Петровна, добрый день, — постаралась сказать как можно спокойнее, хотя внутри уже всё закипало. — Да, уволилась.
— Добрый день?! — взвизгнула свекровь. — Какой тут добрый день, когда ты такие глупости творишь! Ты хоть думаешь головой? Ипотека на ком висит, не напомнишь? На святом духе будем жить?
Я глубоко вздохнула, считая до десяти, как учила психолог на онлайн-курсах по борьбе со стрессом. Курсы, кстати, пришлось бросить – времени не хватало, да и деньги, как оказалось, тоже не лишние. Иронично, правда?
— Надежда Петровна, я понимаю ваше беспокойство, но, поверьте, это не было спонтанное решение. Я долго думала.
— Долго думала?! — перебила она, не давая мне договорить. — А чем ты думала, интересно? О птичках в небе? О бабочках? Ипотеку птички будут платить?!
— Мам, ну давай спокойно, — встрял в разговор Лёша, выхватив у меня телефон. — Что ты сразу кричишь?
— А как тут спокойно, когда такое творится?! — не унималась свекровь. — Лёшенька, ты хоть понимаешь, что она натворила? Нас теперь по миру пустят!
— Никто нас по миру не пустит, — устало ответил Лёша. — Мы разберемся.
— Разберетесь? Чем вы разберетесь? — язвительно спросила свекровь. — Своими глупостями? Ты лучше скажи, куда она деньги девать собралась, которые теперь зарабатывать не будет?
— Мам, ну прекрати, — Лёша говорил уже тише, но в голосе чувствовалось раздражение. — Елена уволилась не для того, чтобы нас разорить. У неё есть планы.
— Планы? Какие такие планы, позволь узнать? — свекровь явно не собиралась сдаваться. — Сидеть дома и ждать принца на белом коне?
— Мама, я тебе перезвоню позже, — Лёша отключил вызов и вернул мне телефон. — Ну вот, началось.
Я молча взяла телефон, уставившись в экран погасшего дисплея. Внутри всё дрожало от обиды и раздражения. Как же она меня достала! Вечно со своими упрёками, вечными переживаниями за Лёшеньку, вечной уверенностью, что знает лучше всех, как нам жить.
— Прости, — тихо сказал Лёша, обнимая меня за плечи. — Ты же знаешь, какая она.
Знаю, конечно, знаю. Кто же её не знает? Вся округа знает Надежду Петровну. Громкая, напористая, всегда «за правду». Только правда у неё почему-то всегда своя, особенная.
— Ничего, — вздохнула я, откидываясь на спинку стула. — Я просто устала от этого. От работы, от её звонков, от всего этого…
— Я понимаю, — Лёша поцеловал меня в макушку. — Ты у меня сильная. Мы справимся. Вместе.
«Вместе», — подумала я, с грустной усмешкой. Хорошо бы. Только вот это «вместе» с каждым годом становилось всё более расплывчатым понятием. Раньше мы с Лёшей были как одно целое, а сейчас… Сейчас он всё чаще молчал, уходил от острых углов, прятался за фразой «ну ты же знаешь, какая мама». Да, знаю. Слишком хорошо знаю.
— Лёш, может, ты с ней поговоришь? Ну, серьёзно? — попросила я, глядя ему прямо в глаза. — Объяснишь, что я не сумасшедшая, что у меня действительно есть планы.
— Конечно, поговорю, — пообещал Лёша, но в голосе не было уверенности. — Не переживай. Всё будет хорошо.
Я невесело усмехнулась. (продолжение в статье)
Это была замечательная семья. Родители Иван и Анна любили друг друга. Души не чаяли в детях: дочери Оленьке и сыне Глебушке.
Дедушки и бабушки жили рядом. О них не забывали, помогали. Старики отвечали взаимностью.
Словом, не семья, а просто пример для подражания!
Друзья, родственники и соседи любовались, глядя на эту идиллию, некоторые – откровенно завидовали.
Тем временем, дети выросли, образование получили.
Когда Оля собралась замуж, родители сделали молодым шикарную свадьбу. Дедушка с бабушкой по материнской линии подарили внучке квартиру и настроились дождаться правнуков.
Беременность Оли стала для всех настоящим подарком. Даже брат проникся общим настроением: сразу побежал и купил будущему племяннику или племяннице огромного плюшевого мишку.
– Зачем, Глеб? – заволновалась Оля, – говорят: заранее нельзя.
– Ерунда все это! – Глеб обнял сестру, – я в приметы не верю!
– Я тоже, только ты больше ничего не покупай, ладно?
– Ой, не знаю, – рассмеялся Глеб, – вряд ли удержусь!
И оказался прав. (продолжение в статье)
Ольга стояла у окна, покачивая рукой чашку с кофе, который давно остыл и начал отдавать горечью, похожей на ту, что сидела в груди третий месяц. Осень шла к финалу: ветер рвал листья, деревья стояли голые, как правда. Она смотрела вниз, на двор, где однажды они с Димой обнимались возле лавки у подъезда и строили планы на жизнь, которые теперь казались детскими рисунками на пыльной стене — ярко, неровно, с ошибками.
Квартира, доставшаяся ей от бабушки, была не просто «жилплощадью» — это был её мир. Каждый угол напоминал детство, когда бабушка варила кисель и включала телевизор так громко, что соседи знали расписание её сериалов. Ольга сделала ремонт, сохранив всё важное: полки, сервант, кухонный стол с выщербленной ножкой. Этот дом был ею. Не вещами — атмосферой. Она так и говорила: — Тут пахнет мной. И бабушкой.
Дмитрий вошёл в кухню, как всегда — беззвучно, как призрак. В руках — тарелка с недоеденным ужином. Поставил в раковину, не глядя. Словно извинялся своим телом за то, что живёт.
— Опять холодный, да? — голос у него был тихий, с обидой. — Тебе и горячее было невкусно, — пожала плечами Ольга.
Он вздохнул. Она не повернулась. Это была их новая игра — жить в одной квартире, почти не встречаясь глазами.
— Я подумал... Ирина сказала, что у неё совсем беда с квартирой. Съёмку подняли. Трое детей, школы рядом нет. Я... Я подумал...
Ольга поставила чашку. Медленно. Ровно. Словно в фильме, где на фоне должно играть «Кармина Бурана».
— Ты подумал. Ну. И? Давай. — Она повернулась, руки скрестила на груди. — Прямо скажи, чего хочешь. Не по кругу. Не через «она сказала». Прямо.
— Она попросила пожить у нас пару недель. Пока подыщет что-нибудь. С детьми. В комнате твоей бабушки.
— В комнате моей бабушки, которую мы оборудовали под мой кабинет. Где, напомни, стоит мой единственный нормальный стул? На котором сидеть можно, когда спина болит?
Он молчал. Как обычно. Делал вид, что думает. Хотя думал он, скорее всего, о том, как бы сказать так, чтобы не обидеть.
— Я не понимаю, чего тебе стоит просто сказать «да». Это же семья. Моя сестра. Её и так муж бросил, теперь ещё и ты хочешь её выставить?
— Подожди, — Ольга подняла ладонь. — Подожди. Меня в этот спектакль без репетиции не втягивай. Ты хочешь, чтобы я дала согласие, чтоб потом, когда всё начнёт разваливаться, ты мог сказать: «Ну ты же была не против».
Он отвернулся. Смотрел в окно. Туда, где осень делала своё дело, не спрашивая разрешения.
— У неё дети, Оль.
— У меня нервы, Дим. И квартира, в которой я хочу жить, а не выживать в компании твоей сестры, которая, на минуточку, в прошлый раз забрала с собой мой фен, сказав, что «у нас таких не делают». Серьёзно? У нас? В каком «у нас», интересно, она живёт?
Дмитрий вздохнул. Подумал. Или притворился. Потом сказал:
— Я её не брошу.
Ольга усмехнулась. — А меня ты уже бросил, я правильно понимаю?
Молчание. Опять. Она услышала, как где-то внутри что-то сломалось — тихо, как хрупкая ветка. (продолжение в статье)