Дверь Настя открыла не сразу. Стояла с ключами в руке, как будто не узнав звонок. Пальто мокрое, зонт в каплях, на пакете с молоком — надорванная ручка. Вечер шёл к концу, подъезд уже пах чьим-то ужином и чьим-то котом.
За дверью — Валентина Григорьевна. Шарф вязаный, туфли лакированные, чемодан на колёсиках, в руках пакет с чем-то горячим. И голос — как у актрис из старых фильмов: бодрый, с оттенком драмы.
— Свет мой ясный! Я к вам на три дня! С пирогом. С вишнёвым. Павлик любит. — Она уже в коридоре, пока Настя только выдыхает. — Ну что ж ты меня не предупредила, что код поменяли? Я уже уехала было, потом с чемоданом обратно — еле нашла вашего дворника, спросила у него код.
Настя молчит. Кивает куда-то за плечо, будто там — кто-то ещё. Хотя в квартире тихо. Неприятно тихо.
— А Павел? — Валентина переобулась, оглянулась: в прихожей — один крючок свободен. Нет мужской куртки. Нет ботинок. Ни его запаха, ни его хаоса. — Позже будет, да? Ужинать вместе сядем, я как раз плов привезла. Пётр, папа Павла, подтянется. Он по делам сначала заехал к знакомому, надо было срочно. — А Саша? Ещё в садике, наверное?
Настя почему-то улыбается — коротко, будто кто-то дёрнул за ниточку.
— У него совещание затянулось.
— А-а, ясно. Работа-работа, ну… — Валентина замолкает. Глаза бегают. Слишком быстро. Она замечает: на полке только одна чашка. В ванной — начатый шампунь, но только один. На холодильнике — детские рисунки, а фотографии Павла исчезли.
На кухне она ставит пирог на стол, аккуратно раскрывает контейнер с пловом, берёт Настину руку.
— Ты, главное, не переживай. Всё бывает. Вот выдохни. Сядем, поедим. Папа приедет — вы с ним посмеётесь. Он у нас добряк.
Настя кивает. Садится. Тарелку берёт, но не ест. Чайник закипает, громко, будто ругается.
Чуть позже они вместе пошли за Сашей. Валентина несла варежки и термос с компотом, Настя шла молча, держа себя за рукав. В лифте, по дороге обратно, они сталкиваются с соседкой Леной. Та улыбается, потом срывается в привычный, скороговорочный тон:
— Настя, твой бывший опять с той крашеной в торговом был? С коляской? И с ребёнком не возится совсем, да?
Валентина вжимает губы в нитку. Не смотрит ни на Настю, ни на Лену.
— Лена… — только и выдыхает Настя.
— Ну а что? Я ж правду. Всё равно все всё знают.
Вечером, когда Валентина вытаскивает одеяло из шкафа и тщательно складывает постель на диване, она вдруг останавливается. Долго держит подушку в руках. Потом, не глядя:
— Он ушёл? Где мой сын? Что случилось?
Настя стоит в дверях кухни. Спина прямая, руки на чайнике.
— Три месяца назад. Сказал, что пошёл на встречу. И не вернулся.
