Домой она вернулась поздно. В квартире пахло пивом и жареной колбасой. В раковине — гора посуды. На полу — следы от грязных ботинок. А в ванной… она даже не стала туда заходить.
Роман был в наушниках, играл в приставку. Увидев жену, снял один наушник:
— О, привет! Где была? Я тебе писал.
— На работе задержалась, — ответила Марта. И вдруг с удивлением поняла, что больше не чувствует вины за молчание.
— Слушай, мы тут с Жорой решили — на выходных поедим в баню, в гараж. Ты ж не против? А то он хочет с Олькой встретиться, а у неё новая тачка — можно там под шашлык…
Он замолчал. Ловко, даже красиво выдохнул дым из вейпа.
— Я съезжаю на время, — сказала она. — Пока не разберусь, кто я в этой квартире. Человек или услуга.
Он молча снял второй наушник.
— Что значит «съезжаю»? Ты обиделась из-за этой чашки, что ли?
— Нет. Я поняла, что всё давно разбито. Просто раньше я закрывала глаза. Но больше не хочу.
Он встал, растерянный. Поправил майку.
— Но ты же сама говорила — семья, привычка, притирка…
— Я притёрлась. Так что потеряла себя. А теперь хочу себя найти.
Он открыл было рот, но ничего не сказал. Она знала — он не злой, не агрессивный. Он просто привык. Привык, что всё будет, как было. Что Марта — это как стиральная машина: работает, пока не сломается.
Она прошла в спальню, молча собрала спортивную сумку, взяла щётку, плед, зарядку и пару книг. Подумала — даже странно, как мало ей нужно, чтобы чувствовать себя живой.
Вечером она ехала в такси, держала на коленях сумку и смотрела в окно.
— Новый адрес? — спросил водитель.
— Да, — улыбнулась она. — Новый.
Прошла неделя. Марта жила у Иры, на Антипова. Командировка подруги затянулась, и студия на третьем этаже с видом на спортплощадку стала временным убежищем. Утром — кофе на подоконнике, вечером — сериал и тишина. Ни крика, ни грохота, ни шансона. Простая, ничем не примечательная тишина, которую Марта ценила как никогда.
Она не писала Роману. Он звонил дважды — не ответила. Прислал одно сообщение: «Ну ты где, сколько тебя ждать-то». Без знаков вопроса. Без извинений. Как будто она ушла на пять минут за хлебом.
В пятницу она решила заехать домой — взять документы, пару рубашек, духи, какие-то блокноты. И забрать бабушкину книгу рецептов, которую случайно оставила в тумбочке.
Открыла дверь своим ключом. В нос ударил запах табака, дешёвого парфюма и жареного мяса. В квартире шумели голоса. Мужские и женские. Музыка — та самая, от которой у неё вены ссыхались: «Белая ночь, отпусти меня…»
