— Мам, если что, ты же сможешь немного помочь, там один долг надо отдать…
Она кивнула. Потом легла и долго не могла уснуть. За окном лаяла собака. Она подумала: «Я же просто немного помогаю…»
Так прошёл месяц. Потом ещё один. А потом на работе Лариса Николаевна шепнула:
— Начальник просит подписать ведомость, там задним числом. Ты же надёжная. Он говорит — формальность.
Надежда взяла бумагу. Ручка дрожала в пальцах. Подписала. А внутри — будто затрещал лёд. Но она не подала виду. Просто пошла пить чай.
Вечером она сидела у окна. За стеклом — огни, редкие машины. Сын в другой комнате разговаривал по телефону. Лиза уснула. Надежда смотрела в ночь и не знала, сколько ещё протянет. Но знала, что пока — нужно. Она же Надежда. А значит — держись.
Через несколько дней после подписания той самой ведомости, Надежда проснулась среди ночи от звона в груди. Как будто сердце вдруг запуталось. Она села, выпила воды. Пульс бился, как сбившийся метроном. Но к утру отпустило, и она пошла на работу.
Там всё было как всегда: звонки, бумажки, Лариса Николаевна с её бесконечными сплетнями. Только начальник стал как-то слишком вежлив. Усаживался на край её стола, спрашивал, «не тяжело ли» и предлагал кофе. Надежда держалась. Но что-то внутри начинало сжиматься: в груди, в животе, в спине.
А потом случилось то, что поначалу показалось пустяком.
Выходной. Надежда шла из аптеки — спина вновь начала беспокоить, и она купила обезболивающее, не то что нужно, а что по акции. И вдруг у подъезда — мужчина на скамейке. Пожилой, в пальто, с закрытыми глазами. Не шевелится. Сначала она подумала: заснул. Потом — что стало плохо.
Она подошла. Наклонилась. Пахло крепким перегаром. Но всё равно позвала прохожего, вызвала скорую. Посидела рядом, пока не приехали. Мужчина не просыпался, но дышал.
На следующий день в дверь позвонили. Молодая женщина, светловолосая, строгая. Медсестра из поликлиники, только въехала в дом. Это был её отец.
— Зачем вы вызывали скорую? — раздражённо спросила она. — Он просто выпил. Никакой угрозы не было. Теперь соседи обсуждают, теперь из-за этого могут исключить из ветеранского совета, и он переживает. Он стыдится выйти на улицу.
Надежда молчала. Потом попыталась объяснить: «Я не знала. Он выглядел плохо». Но женщина уже не слушала:
— Люди вмешиваются, где не надо. Помощники нашлись.
Хлопок двери. Тишина. Надежда стояла у стены. Чувствовала, как подступает злость. Не на женщину — на всё.
