Вечером, уже перед сном, она решила перевести немного сбережений со сберегательного счета на основной — купить хорошие ортопедические стельки, которые ей давно рекомендовали. Зашла в приложение — а суммы, отложенной на санаторий, не было. Ни рубля. Только остаток на еду.
Она замерла. Сначала подумала: ошибка. Потом пошла на кухню. Сын сидел за ноутбуком.
— Дим… Ты с моей карты ничего не снимал? — голос её дрожал, но был ровным.
Он помолчал. Потом встал, подошёл ближе:
— Мам, там срочно надо было. Другу должен, ты понимаешь… У него проблемы. Я отдам. Просто ты же всё равно не поехала бы в этом году.
Надежда не ответила. Пошла в ванную. Закрыла дверь. Села на край ванны. Вода капала из крана. Она смотрела в пол. И вдруг поняла — не будет ни санатория, ни лекарств, ни даже спокойной ночи. Её просто нет в этом уравнении. Есть «мама», которая поможет. Есть карта. Но не она. Не живой человек.
Позднее, уже в постели, она услышала, как сын говорит по телефону:
— Живу пока у матери, та вроде не против. Всё тянет сама.
Ночью у неё случилась тахикардия. Такая, что не выдержала. Вызвала скорую.
Врач, молодой, внимательный, сказал:
— Вам нельзя так больше. Всё идёт к инфаркту. Вы должны думать о себе. Немедленно.
Надежда смотрела в потолок. Молча. Никаких слёз, только тяжесть.
Позже, уже в пижаме, он прошёл мимо и бросил:
— Я тут нашёл вариант съёма. Но дороговато. Может, поможешь с первым месяцем? Ты ж всё равно пока нас тянешь.
Тогда она поняла: никто не видит, ни усталости, ни боли. Только функция. Помощница. Молчащая.
Утром она заварила чай, поставила перед ним кружку и сказала:
— Мне тяжело. Мне 62. Моё тело уже говорит «стоп». Я не справляюсь. Мне нужно место, где я не прислуга.
Сынок… Мне больно это говорить, но ты должен съехать. Пора. Начинай искать жильё. Я больше не могу быть для всех опорой, когда сама едва держусь.
Он замер. Потом вскочил.
— Предаёшь? С внучкой на улицу выгоняешь? Ты же мать!
Она не ответила. Просто стояла. Впервые — не извиняясь. Он хлопнул дверью. Лиза заплакала. Потом ушли.
В квартире стало тихо. Непривычно. Неуютно. Но Надежда не включила телевизор. Просто села у окна. И сидела.
Внутри было много всего. Страх. Облегчение. Тревога. И странная тишина. Как будто кто-то выключил фоновый гул. Она прислушалась. Это была она сама. Живая. Настоящая.
Через несколько дней на работе началась проверка. Прошлись по ведомостям. Нашли несоответствие. Надежду вызвали в кабинет. Начальник сидел, уставившись в стол, а рядом — человек из отдела контроля.
