— Марина Сергеевна, вы же понимаете, что завещание вашей матери абсолютно законно, — нотариус поправил очки и посмотрел на меня с той особенной смесью официального сочувствия и скрытого безразличия, которую я встречала уже не раз за последние три дня. — Всё имущество переходит к вашему брату Алексею Сергеевичу. Вам… ничего не полагается.
Я сидела неподвижно, сжимая в руках потёртую кожаную сумку — подарок мамы на тридцатилетие. Ирония этого момента не ускользнула от меня. Единственное, что у меня осталось от неё — эта сумка и горькое осознание того, что даже перед смертью она выбрала не меня.
— Я понимаю, — мой голос прозвучал удивительно спокойно, хотя внутри всё дрожало. — Могу я получить копию документов?
Нотариус кивнул, и через несколько минут я вышла из его тесного офиса на улицу. Апрельский воздух был пропитан обещанием весны, но для меня он казался слишком резким, почти обжигающим. Пятьдесят четыре года, а я всё ещё чувствовала себя маленькой девочкой, которую в очередной раз оставили без подарка на Новый год, потому что «брату нужнее».
Квартира на окраине нашего провинциального городка встретила меня привычной тишиной. Я бросила сумку на комод в прихожей и, не разуваясь, прошла на кухню. Заварила крепкий чай — слишком крепкий, такой, что вяжет язык. Мама всегда говорила, что я не умею заваривать чай.
На столе лежал старый фотоальбом. Я достала его вчера, когда вернулась с похорон, но так и не смогла открыть. Теперь же я медленно перелистывала хрустящие страницы. Вот мы с Лёшей в пионерских галстуках. Ему двенадцать, мне — десять. Он улыбается, держа в руках грамоту за первое место в математической олимпиаде. Я стою рядом, незаметная в его тени. «Лёшенька у нас гений, — всегда говорила мама, гладя его по голове, — далеко пойдёт».
А я? Я была обычной. Хорошо училась, но не блистала. Тихая девочка с косичками, которая любила рисовать и мечтать.
Следующая фотография — выпускной. Лёша в костюме, который мама купила, отложив деньги с пенсии. Я в платье, перешитом из старого маминого. «Тебе и так сойдёт, Мариночка, а Лёше нужно выглядеть представительно, он же поступает в университет».
Чай остыл. Я отставила чашку и продолжила перелистывать страницы жизни, которая всегда складывалась в пользу брата.
Телефонный звонок вырвал меня из воспоминаний. Лёша. Конечно, кто же ещё.
— Марина, ты как? — его голос звучал заботливо, но я слышала в нём нотки облегчения. Он получил всё: дом, в котором мы выросли, дачу, даже мамины украшения, которые она обещала мне, когда я была подростком.
— Нормально, — я старалась говорить ровно.
— Слушай, я подумал… может быть, ты хочешь что-то из мебели или посуду? Я всё равно буду многое менять.
Щедрость победителя. Крохи с барского стола.
— Нет, спасибо, — я почувствовала, как что-то внутри меня начинает меняться, словно тектонические плиты медленно сдвигаются, готовясь к землетрясению. — Я не нуждаюсь в подачках.
— Марина, ну что ты… — он запнулся, не ожидая такого ответа. — Я же просто хотел…
— Знаешь, что я хотела, Лёша? — мой голос оставался тихим, но каждое слово будто высекалось в камне. — Я хотела, чтобы хоть раз в жизни мама посмотрела на меня так же, как на тебя. Чтобы она увидела меня — не твою тень, не запасной вариант, а меня. Но этого не случилось при её жизни, не случится и после смерти.
— Ты несправедлива, — в его голосе зазвучало раздражение. — Мама любила тебя.
— Но выбирала всегда тебя, — я вздохнула. — Прости, я устала. Поговорим позже.
Я положила трубку, не дожидаясь ответа.
