— Да, у меня действительно всё хорошо. Я нашла себя, Лёша. И знаешь, это удивительное чувство.
Он помолчал, потом вздохнул:
— Я рад за тебя. Правда рад.
Прошёл год. Я сидела в своём маленьком кабинете — Софья Михайловна выделила мне отдельное помещение, когда поручила вести финансы не только её компании, но и двух других фирм, с которыми она сотрудничала.
На столе зазвонил телефон.
— Марина Сергеевна? Это Геннадий Петрович, нотариус из вашего родного города.
Сердце ёкнуло. Неужели что-то с Лёшей?
— С вашим братом всё в порядке, не волнуйтесь, — словно прочитав мои мысли, сказал нотариус. — Я звоню по другому поводу. Видите ли, разбирая бумаги вашей матери, я обнаружил кое-что интересное. Письмо, адресованное вам. Оно было вложено в конверт с надписью «Передать Марине через год после моей смерти».
— Я не вскрывал его, — в голосе нотариуса прозвучало лёгкое возмущение. — Но там есть ещё один документ. Это… страховой полис на ваше имя. Довольно крупная сумма.
Я не поверила своим ушам.
— Страховой полис? Но мама всё оставила Лёше.
— Всё имущество — да. Но этот полис был оформлен отдельно, специально на ваше имя. И срок его истечения — ровно через год после её смерти. То есть через неделю.
Я попросила переслать документы и положила трубку.
Полис пришёл через три дня вместе с запечатанным конвертом. Дрожащими руками я открыла его и достала листок, исписанный знакомым почерком.
«Мариночка, дочка моя.
Когда ты будешь читать это письмо, меня уже год как не будет на этом свете. Надеюсь, ты сможешь простить меня за всё, что я сделала и чего не сделала при жизни.
Я знаю, что всегда отдавала предпочтение Лёше. Не потому, что любила его больше — я любила вас обоих одинаково сильно. Но Лёша всегда был слабее. Под маской уверенности скрывался испуганный мальчик, который боялся не соответствовать ожиданиям. А ты, Мариночка, всегда была сильной. Даже когда плакала, даже когда отступала — я видела в тебе стержень, которого не было у твоего брата.
Я боялась, что если не буду постоянно поддерживать Лёшу, он сломается. А ты… ты выживешь при любых обстоятельствах. Я знала это, чувствовала. И, видимо, поэтому позволяла себе обделять тебя вниманием, заботой, любовью.
Это не оправдание. Просто попытка объяснить.
Я оставила дом и всё имущество Лёше, потому что знала: без этого он пропадёт. А тебе я оставляю то, что действительно поможет тебе начать новую жизнь — свободу и средства для первого шага.
Этот страховой полис — мой способ попросить прощения и помочь тебе обрести себя. Используй эти деньги, чтобы наконец пойти своим путём. Я знаю, у тебя получится.
Прости меня, если сможешь. И знай: я всегда тобой гордилась, даже если не говорила об этом вслух.
Я читала письмо снова и снова, чувствуя, как по щекам текут слёзы. Потом подошла к окну. За ним шумел Петербург — город, который принял меня, когда я решилась всё изменить.
Я достала телефон и набрала номер брата.
— Лёша, привет. Я получила письмо от мамы… Нет, я не сержусь. Давай просто поговорим. Как взрослые люди. Как равные.
В его голосе я услышала удивление и… облегчение? Может быть, ему тоже надоело быть тем, кем его всегда считали — сильным, успешным, лучшим.
— С удовольствием, Марина. Я могу приехать в Петербург на следующей неделе.
— Приезжай, — сказала я. — Я покажу тебе мой город.
Мой город. Моя жизнь. Моя сила.
Я посмотрела на фотографию на столе — единственную, которую взяла с собой, уезжая из родного города. На ней мы с мамой — только вдвоём, без Лёши. Мне пятнадцать, я держу в руках альбом для рисования. Мама обнимает меня за плечи. Она улыбается.
Я улыбнулась в ответ.
«Ты была права, мама. Я выжила. И не просто выжила — я начала жить».
