— Ты только не вздумай устраивать сцен, ладно? — Дмитрий суетливо поправлял галстук, стоя у зеркала в прихожей. — Она просто хочет помочь… ну, как умеет.
Ирина уже третий раз закатывала глаза. — «Помочь», Димочка? Последний раз, когда она «помогала», я два дня искала свои трусы. Потому что «в вашем шкафу всё неправильно лежит».
— Ну зачем ты так, Ира? — устало выдохнул он. — Ей просто тяжело. Она одна, отца нет, у неё кроме нас — никого.
— Конечно. А у меня тут ковер в лососевых пятнах от её «правильного» борща. Но давай, давай, впустим в дом ураган по имени Елена Петровна, — Ирина обула кеды и натянула куртку. — И чтоб до ужина меня не было. Я на работе, напомню. Там, где люди здороваются, а не обнюхивают полки в холодильнике на наличие «испорченного творога за сорок восемь рублей».
Он только вздохнул. Дверь за Ириной хлопнула, и через пятнадцать минут в квартиру, как в водоворот, влетела Елена Петровна.
— Где сын? Где чайник? Где мусорное ведро, я сейчас выкину эти прокисшие бананы! — с порога объявила она, вдыхая запах квартиры, будто санитар-эпидемиолог с манией величия. — Ой, ну слава богу, у вас ещё не всё развалилось.
— Мама, привет, — сказал Дмитрий, растерянно беря у неё сумку, которая больше походила на вещмешок военно-полевой матери. — Ты чего такая резкая?
— Я резкая? Это твоя жена резкая. Стукнешь — искры летят. Я ей звоню — молчит. Пишу в мессенджер — читает и не отвечает. Это что за воспитание?
— Ира просто занята, у неё сейчас аврал…
— Конечно. Занята. Наверное, в офисе свою диету обсуждает. У вас в холодильнике кефир и три яйца. Вы так и живёте? Я же не крысами вас родила! — Она уже стояла у открытого холодильника, укоризненно покачивая головой.
Началось.
Через час она вытащила все продукты, вымыла полку, дважды позвонила подруге в Пензу и накатала список покупок, где помимо гречки и лука значились слова «хозяйственность» и «долг». Дмитрий ушёл в комнату, делая вид, что работает. Но он знал — вечером будет хуже.
Ирина вернулась домой в восемь. Под глазами — тени, на плече — сумка, в руках — пакет с курицей-гриль. Она мечтала о ванной и молчании. Нашла только запах укропа и аромат недовольства.
— О, наконец-то пришла. — Елена Петровна сидела на кухне, как Кощей на сундуке с доместосом. — Я думала, ты уже на ночёвку к себе на работу перебралась.
— Добрый вечер, — спокойно, но ледяно сказала Ирина.
— А я тут борщ сварила. Не знаю, ешь ты такое или опять у тебя пост на шпинате?
— Спасибо, я не голодна, — она поставила курицу в холодильник.
— Зачем ты это купила? Я же приготовила! Деньги на ветер. Ты в курсе, что у вас несбалансированное питание? У Димы гастрит начнётся от этих ваших фастфудов.
— Мы живём вместе пять лет, и гастрит у него начался только после твоего приезда, — буркнула Ирина. (продолжение в статье)
— Мать, ты что?! — опешил Илья.
— Что я? — не поняла Анна Викторовна.
— Я думал, ты нам поможешь! Мы на тебя рассчитывали, а ты нас подвела!
— Я?! Подвела? — Анна Викторовна была возмущена до глубины души. На глазах её показались слёзы.
С сыном они поругались. Он ушёл, сердито хлопнув дверью, не обращая внимания на то, что мать плачет. Словно ему было всё равно.
— Вот как так? Живёшь-живешь и не думаешь, что может такое произойти. Ведь родные люди! — сокрушалась Анна Викторовна, делясь с подругой своими грустными новостями.
Подруга Элла Андреевна, расстроенно сняв очки в толстой оправе, покачала головой. Она подумала о своих взрослых детях: а ну как и у неё такое приключится? С виду вроде всё тихо-мирно, полюбовно, а копни поглубже и выходит, что всё это неискренне и к матери одно лишь потребительское отношение.
— А это знаешь, как говорят? Пока по шерстке гладишь, всё хорошо, а как против, так совсем по-другому… — сказала она задумчиво.
— Да чего же я такого ужасного сделала-то?! — сокрушалась Анна Викторовна. — Как будто Илья не знал, что я скоро на пенсию выхожу!
…Анна Викторовна вот уже год готовилась к своему выходу на пенсию. Думала, планировала, решала. Пенсионный возраст она перешагнула уже много лет назад, но продолжала работать. Здоровье, за которым женщина тщательно следила, позволяло ей работать и дальше, но она устала. И морально и физически. Сын Илья был совсем взрослый, имел семью: жену и двоих детей-подростков, жил отдельно в том же городе.
— Вот выйду на пенсию, собаку заведу, будем с ней гулять, — мечтательно говорила Анна Викторовна Элле Андреевне. — Сейчас, пока работаю и не завожу никого, что толку? Будет бедный питомец один сидеть целыми днями, заскучает, да ещё выть начнёт, соседи станут жаловаться. На восьмом этаже, прямо подо мной, соседи жили когда-то, у них хаски была, так они, как уходили все рано утром на работу, та оставалась одна и выть принималась, да громко так, прямо с ума нас всех сводила. Хорошо я тоже на работу потом уходила, а остальные соседи как, не знаю. То ли хозяева её в комнате запирали, то ли что ещё, но грохот стоял, скрежет, она там скреблась и на двери бросалась бедняга от одиночества…
— Нечего заводить собаку, раз некому за ней следить! — поджав губы, проговорила Элла Андреевна. — В нашем доме на втором этаже у одной женщины тоже шпиц целыми днями заходится. У нас же пятиэтажка, лифта нет, вот все, кто по лестнице поднимаются, слышат лай этот, хоть уши затыкай. И жаловались, и говорили ей, всё без толку.
— Ну, так вот, — продолжала мечтать Анна Викторовна, — Заведу пёсика себе. А ещё куплю велосипед. Хочу много ездить, знаешь, как полезно! А зимой на лыжи встану. Ещё хочу записаться в студию растяжки. Спорт в нашем возрасте ну просто необходим!
— Это ты, мать, загнула, растяжка! Скажешь тоже! — засмеялась Элла Андреевна. (продолжение в статье)
— А это вообще наше купе! Мы заняли его первыми!
Высокий мужчина предпенсионного возраста стоял прямо в проходе вагона, словно намеренно загораживая вход. Его лицо покраснело от ярости, а пальцы сжимали билет так крепко, что бумага начала мяться и изгибаться в складках. За его спиной неуверенно маячила фигура женщины — скорее всего, его жена — с таким же возмущённым и напряжённым выражением лица, словно готовая в любой момент вступить в спор.
Ирина устало вздохнула, чувствуя, как напряжение нарастает в воздухе. День и без того выдался тяжелым: она опоздала на первую электричку, потом долго плутала по вокзалу в поисках нужной платформы, и вот теперь — эта неприятная сцена. Вокруг людей становилось всё больше, и она уже ощущала на себе косые взгляды, которые с каждым мгновением казались всё более осуждающими.
— Извините, но у меня билет на это место, — она протянула свой посадочный талон, стараясь сохранить спокойствие в голосе. — Нижняя полка, купе номер семь.
— Мало ли что там написано! — фыркнул мужчина, даже не взглянув на билет. Его голос звучал громко и раздражённо, словно он пытался заглушить любые возражения. — Мы с женой всегда ездим в этом купе. Уже пять лет подряд!
Ирина почувствовала, как внутри неё начинает закипать раздражение, но старалась держать себя в руках. В тесном коридоре вагона становилось душно, и духота добавляла дискомфорта. За её спиной уже образовалась небольшая очередь из пассажиров, которые не могли пройти из-за этой нелепой сцены, и все это начинало раздражать ещё больше.
— Послушайте, — она старалась говорить максимально спокойно, хотя голос дрожал. — Система бронирования случайным образом не учитывает ваши многолетние предпочтения. Если на билете указано это место, значит, оно моё.
— Валера, может, не надо... — тихо произнесла женщина, пытаясь смягчить ситуацию, но мужчина лишь отмахнулся от неё.
— Надя, не вмешивайся! — отрезал он резко и снова повернулся к Ирине. — Я не знаю, кто вы такая, но мы никуда переезжать не собираемся.
В этот момент в разговор вмешался проводник — молодой парень с усталыми глазами и потертым планшетом в руках, который выглядел так, будто видел уже сотни подобных конфликтов.
— В чём проблема? — спросил он, пытаясь протиснуться между пассажирами и осмотреть ситуацию.
— Вот эта гражданка пытается занять наше купе! — тут же отозвался мужчина, указывая на Ирину.
— Покажите ваши билеты, пожалуйста, — вздохнул проводник, его голос звучал с лёгкой усталостью, но в нём чувствовалась готовность разобраться.
Ирина протянула свой билет. Мужчина неохотно достал из кармана два посадочных талона и передал их проводнику. Тот быстро просмотрел все три билета, щурился, а потом покачал головой.
— Так, товарищ Петров, — обратился он к мужчине, — ваши места в восьмом купе, а не в седьмом. Вы ошиблись.
— Не может быть! — Валера выхватил билеты и начал внимательно их изучать, словно надеясь найти ошибку. — Мы всегда ездим в седьмом купе!
— В этот раз система распределила вас в восьмое, — терпеливо объяснил проводник. — Пожалуйста, освободите купе для других пассажиров.
На лице Валеры отразилась целая гамма эмоций — от недоверия и раздражения до смирения. Наконец, он пробурчал что-то неразборчивое и начал собирать вещи, которые они с женой уже успели разложить по полкам и полкам.
— Пять лет подряд мы ездили в седьмом купе, — продолжал он ворчать, запихивая чемодан под сиденье в соседнем отсеке. — Пять лет! А теперь какой-то компьютер решает, где нам сидеть!
Ирина вздохнула с облегчением, когда смогла наконец зайти в освобождённое купе и опуститься на нижнюю полку. Напротив неё сидел пожилой мужчина с газетой, который, казалось, не обращал никакого внимания на весь этот конфликт и спокойно читал.
— Добрый день, — вежливо поздоровалась Ирина, стараясь сбросить с себя остатки напряжения.
— Здравствуйте, — ответил сосед, не отрываясь от газеты. — Не обращайте внимания на этого Валеру. Он каждый год устраивает такое представление. И каждый год оказывается не в том купе.
Ирина удивленно приподняла брови.
— В том-то и дело, что нет, — усмехнулся мужчина, аккуратно складывая газету и убирая её в сумку. — Я всего второй раз еду этим поездом. Но в прошлый раз он точно так же скандалил из-за этого самого купе. Думаю, это его своеобразный ритуал.
Ирина невольно улыбнулась. Напряжение постепенно начало отпускать, и в купе воцарилась спокойная атмосфера.
— Меня зовут Михаил Аркадьевич, — представился сосед, протягивая руку.
— Ирина, — она пожала протянутую ладонь, ощущая, как постепенно расслабляется.
— Значит, нам по пути. Я тоже до Новосибирска, — Михаил Аркадьевич достал из портфеля термос. — Чай будете? У меня с собой листовой, хороший.
Ирина с благодарностью приняла предложение. За окном медленно проплывали пригородные пейзажи: редкие огоньки домов, темнеющие поля и выгоревшие от солнца деревья. Поезд набирал ход, и мягкий шум колес создавал ощущение уюта и безопасности.
К вечеру купе полностью заполнилось. На верхней полке над Ириной расположилась молодая девушка с ярко-розовыми волосами и множеством разноцветных браслетов на руках. Она представилась как Алиса и почти сразу же погрузилась в свой телефон, изредка тихо хихикая над чем-то в наушниках.
Четвертым пассажиром оказался мужчина примерно тридцати пяти лет, с аккуратной бородкой и в очках с тонкой оправой. Он вежливо кивнул всем присутствующим, представился Дмитрием, быстро забросил свой небольшой рюкзак на верхнюю полку и тоже достал книгу, погружаясь в чтение.
В купе установилась та особенная атмосфера поездной отчужденности, когда все признают присутствие друг друга, но стараются не нарушать личные границы, погружаясь в свои мысли и дела.
Ирина смотрела в окно, наблюдая, как быстро темнеет небо. Она ехала к сестре Ольге, которую не видела уже три года. Последнее время их отношения были натянутыми, но её звонок неожиданно разрушил стену молчания. Сестра сообщала о своей беременности, и это известие потрясло Ирину. Она взяла отпуск на неделю и решилась на эту поездку, хотя до последнего сомневалась в правильности своего решения.
— Вы не против, если я немного приглушу свет? — спросил Михаил Аркадьевич, отрываясь от своей книги. — Глаза уже устали.
— Конечно, — кивнула Ирина, чувствуя, как мягкий полумрак становится более уютным.
Дмитрий тоже согласно кивнул, не отрываясь от чтения. Только Алиса, кажется, даже не заметила вопроса, продолжая что-то быстро печатать на телефоне.
Когда свет стал приглушённым, Ирина почувствовала, как на неё накатывает усталость. День выдался слишком насыщенным, и тело требовало отдыха. Она закрыла глаза, собираясь немного вздремнуть.
Сквозь дрему ей казалось, что она слышит, как проводник объявляет о приближении к какой-то станции, как хлопает дверь соседнего купе. Потом наступил ритмичный стук колёс, убаюкивающий и монотонный. Ирина провалилась в сон.
Её разбудил странный звук. Сначала показалось, что это часть сна, но потом звук повторился — тихий, но отчётливый стук, словно кто-то осторожно постукивал по стеклу окна.
Она открыла глаза. (продолжение в статье)