В моей жизни было много испытаний, но такого предательства я не ожидала даже от самых близких людей. Всё началось с того, что я решила защитить свою дочь от мужа-тирана. А закончилось тем, что теперь я для всех враг номер один.
Когда Машенька впервые привела домой Сергея, я обрадовалась. Парень показался мне воспитанным, работящим. Он учился на инженера, помогал родителям по хозяйству. Мы с покойным мужем даже говорили между собой: "Хороший выбор у нашей дочки".
Свадьбу играли скромно, но душевно. Молодые сняли однокомнатную квартиру на окраине города. Я тогда еще работала в бухгалтерии, могла им помочь финансово. Покупала продукты, одежду Машеньке дарила. Сергей всегда благодарил, даже руку целовал по-старомодному.
Первые тревожные звоночки появились через полгода после свадьбы. Приехала к детям в гости, а у Маши синяк под глазом.
"Мам, я просто дверцей шкафа ударилась", — говорит, глаза отводит.
"Машенька, ты же знаешь, мне можно правду сказать", — пытаюсь до нее достучаться.
"Да что ты, мама! Сергей золотой человек. Он бы муху не обидел".
Но я не слепая. Видела, как напрягается дочь, когда муж домой приходит. Как вздрагивает от его резкого голоса. Как оправдывается за каждую мелочь.
Через год родился внук Данилка. Я думала, ребенок изменит Сергея к лучшему. Ошибалась. Наоборот, стало хуже. Зять начал ревновать жену к собственному сыну.
"Только ребенком и занимается! — жаловался он мне. — Дом запущен, обед не готов. Я работаю как проклятый, а она что делает?"
"Сергей, у нее младенец на руках. Это же временно", — пыталась я его урезонить.
"Временно! Уже год прошел, а она все как корова священная!"
Меня покоробила эта грубость, но я промолчала. Зря промолчала.
К тому времени я уже на пенсию вышла. Муж мой умер от инфаркта, в квартире одна осталась. Машенька часто ко мне приезжала с малышом. Говорила, что у них ремонт, пыльно очень. Я рада была внука понянчить, но замечала, что дочь похудела, осунулась. Под глазами круги, на руках царапины какие-то.
Однажды она не выдержала и расплакалась у меня на кухне.
"Мам, я больше не могу. Он меня бьет".
Сердце у меня оборвалось. "Машенька, родная, что же ты молчала?"
"Думала, перетерплю. Ради Данилки. Пока мужчина в доме есть".
"Какой же это мужчина, если жену бьет?"
"Он же не всегда такой. Когда трезвый, нормальный. Даже ласковый бывает. Просто на работе проблемы, нервы сдают".
Я слушала эти оправдания и понимала — дочь запугана до смерти. Боится уйти, боится остаться. А я, как любая мать, готова была на все, чтобы защитить свое дитя.
"Машенька, забирай Данилку и переезжай ко мне. Переждете, пока он успокоится".
"Мам, квартира же съемная. Если я уйду, он съедет, и мы без жилья останемся".
"Ну и что? Зато живыми будете. А жилье найдем".
Долго она колебалась, но в итоге согласилась. Сергей тогда в командировку уехал на неделю. Мы быстро собрали детские вещи, документы, самое необходимое и перевезли к себе.
Когда Сергей вернулся и обнаружил пустую квартиру, он, конечно, примчался ко мне. Я была готова к этому разговору.
"Тетя Вера, где Маша?" — спросил он, входя в прихожую.
"Здесь. И никуда не поедет, пока ты не образумишься".
"Что значит образумлюсь? Это моя жена, мой ребенок!"
"Жену не бьют, Сергей. Запомни это".
Он сначала пытался отрицать, потом стал оправдываться. (продолжение в статье)
— Артём! — голос у Лады дрогнул, сорвался на шёпот. — Ты брал деньги?
Из спальни донёсся скрип пружины. Он не ответил сразу. Потом, лениво, будто его вытащили из сна:
— Какие деньги?
Она уже знала, что он соврёт. Лада стояла на коленях у открытого ящика комода, вжав пальцы в край полки. Там всегда лежал их "резерв" — пачки, сложенные в белый конверт, перевязанный резинкой. А теперь — пустота. Вернее, осталась половина. Почти сто тысяч исчезли.
— Те, что были в шкафчике. На кухню, на плиту, на шкафы… — она с трудом выговорила слова. — Артём. Где деньги?
Он появился в дверях, в спортивках и старой футболке. Не выспавшийся, помятый. Но с глазами, в которых вспыхнула раздражённая защита.
— Я взял немного. Верну. Чего ты начинаешь?
— Немного? Там было двести!
— Я взял восемьдесят. Мне нужно было закрыть долг. Срочно.
Лада молчала. Она будто осела внутрь себя. Несколько секунд — и всё стало другим. Воздух, взгляд, даже пол под ногами.
— Ты даже не спросил, — тихо сказала она.
— А если бы спросил, ты бы разрешила?
Он пожал плечами, отвёл взгляд. Как будто признание этого парадокса его оправдало.
Они жили вместе четыре года. Недавно взяли однушку в ипотеку — третий этаж панельной пятиэтажки, без ремонта, но с видом на парк. Лада вложила свою старую "Мазду" — продала машину за двести, надеялась, что этого хватит хотя бы на кухню и ванную. Артём работал мастером в автосервисе, платил по ипотеке. Всё вроде бы было поровну. До этой недели.
Она закрыла шкафчик. Сердце стучало в ушах, пальцы дрожали. Села на край кровати.
— Ты мне не доверяешь? — Артём шагнул ближе. — Я же сказал — верну.
— А если не вернёшь?
Он замолчал. Потом бросил:
— Что за допрос? Я твой муж, или как?
Она подняла голову.
— Мы не расписаны.
Он усмехнулся.
— Началось.
На следующий день Лада поехала к матери. Ей нужно было выговориться. Получить не столько совет, сколько опору. Услышать, что она не сходит с ума, что всё, что она чувствует, — нормально. (продолжение в статье)
– Ну, не совсем так, – замялся Артём, отводя взгляд в сторону. Его пальцы нервно теребили край кухонного полотенца, а на лбу выступила испарина, несмотря на прохладный вечер.
Оля замерла, держа в руках кружку с недопитым чаем. Кухня, маленькая, но уютная, с деревянным столом и занавесками в мелкий цветочек, вдруг показалась тесной, словно стены сжимались вокруг неё.
– Не совсем так? – переспросила она, стараясь держать голос ровным. – Тогда объясни, что именно она имела в виду, когда сказала, что «Артёмка заслужил эту квартиру не меньше тебя»?
Артём вздохнул и сел на стул, будто ноги перестали его держать. За окном шёл мелкий дождь, и капли тихо стучали по стеклу, создавая фон для их напряжённого разговора.
– Мам просто… – он замялся, подбирая слова. – Она считает, что раз мы женаты, то всё общее. Ну, знаешь, как в семье.
– В семье? – Оля поставила кружку на стол так резко, что чай плеснул через край. – Артём, эта квартира – наследство от моей бабушки! Моей! Не нашей, не твоей, а моей!
Он поднял на неё взгляд, и в его карих глазах мелькнула тень вины. Но тут же сменилась чем-то ещё – упрямством, которое Оля знала слишком хорошо.
– Я понимаю, – сказал он тихо. – Но мама думает, что… ну, что я тоже внёс вклад. Мы же вместе ремонт делали, мебель покупали…
– Вклад? – Оля почувствовала, как внутри всё закипает. – Ты серьёзно? Да, ты поклеил обои в коридоре и помог собрать шкаф. Но это не значит, что ты теперь совладелец!
Она отвернулась к окну, пытаясь успокоиться. Дождь усиливался, и в стекле отражалось её лицо – бледное, с поджатыми губами. Ей было всего двадцать восемь, но в этот момент она чувствовала себя на все сорок. Три года брака, бесконечные компромиссы, попытки ужиться с его семьёй – и вот теперь это.
Квартира в старом панельном доме, досталась Оле от бабушки полгода назад. Это было не просто жильё – это был кусочек её детства. Бабушка, Анна Павловна, пекла в этой кухне пирожки с капустой, рассказывала сказки, учила вязать. Каждый уголок – от потёртого паркета до облупившейся краски на подоконнике – был пропитан воспоминаниями. Оля мечтала вдохнуть в эту квартиру новую жизнь: сделать ремонт, повесить яркие шторы, поставить на полки книги, которые бабушка так любила. И вот теперь свекровь, Галина Ивановна, решила, что её сын имеет на это право?
– Я поговорю с ней, – наконец выдавил Артём, но в его голосе не было уверенности.
– Поговоришь? – Оля повернулась к нему, скрестив руки на груди. – Как в прошлый раз, когда она решила, что я должна бросить работу, чтобы «сосредоточиться на семье»? Или когда она подарила нам тот ужасный сервиз, который я терпеть не могу, и заставила поставить его на самое видное место?
– Оля, ну не начинай, – он потёр виски. – Мама просто хочет, чтобы у нас всё было хорошо.
– Хорошо для кого? – её голос сорвался на крик, и она тут же замолчала, боясь, что соседи услышат. – Для неё? Для тебя? Или для меня, которая теперь должна оправдываться за то, что не хочет отдавать своё наследство?
Артём молчал, глядя в пол. Тишина повисла тяжёлая, как мокрое бельё на верёвке. Оля чувствовала, как в горле встаёт ком. Она любила Артёма – его мягкую улыбку, умение разрядить обстановку шуткой, то, как он обнимал её по утрам, пока кофеварка шипела на плите. Но его мать… Галина Ивановна была как ураган, который сметал всё на своём пути, оставляя за собой хаос и чувство вины у тех, кто осмеливался возражать.
– Ладно, – наконец сказала Оля, с трудом сдерживая дрожь в голосе. – Давай просто спать. Завтра разберёмся.
Но спать она не могла. Лёжа в темноте, она слушала, как Артём тихо посапывает рядом, и думала о том, как всё изменилось за последние месяцы. Когда они только поженились, Галина Ивановна казалась просто заботливой мамой – привозила домашние соленья, звонила раз в неделю, чтобы узнать, всё ли у них в порядке. Но после смерти бабушки всё изменилось. Свекровь стала звонить чаще, приходить без предупреждения, давать советы, которые звучали как приказы. А теперь эта квартира…
Утром Оля проснулась с тяжёлой головой. На кухне уже пахло кофе, и Артём, как обычно, стоял у плиты, жаря яичницу.
– Доброе утро, – сказал он, стараясь улыбнуться. – Хочешь тосты?
– Не хочу, – буркнула Оля, наливая себе воды. – Я хочу понять, что твоя мама задумала.
Артём вздохнул, выключая плиту.
– Она сегодня зайдёт, – сказал он. – Сказала, что хочет обсудить что-то важное.
– Важное? – Оля почувствовала, как внутри всё холодеет. – Что ещё? Она уже решила, как мне жить?
– Оля, пожалуйста, – он посмотрел на неё умоляюще. – Просто выслушай её.
– Хорошо, – кивнула она, хотя всё внутри кричало, что это плохая идея.
Галина Ивановна явилась ровно в полдень, как генерал перед битвой. Её тёмно-синий плащ был застёгнут на все пуговицы, а в руках она держала сумку с логотипом какого-то магазина. Оля невольно отметила, что свекровь выглядела моложе своих пятидесяти пяти – подтянутая, с аккуратно уложенными волосами и яркой помадой. Но её глаза, холодные и цепкие, выдавали характер.
– Олечка, здравствуй, – сказала она, проходя в гостиную без приглашения. – Артёмка, поставь чайник, будь добр.
Оля стиснула зубы, но промолчала, усаживаясь на диван. Галина Ивановна села напротив, поставив сумку на пол, и начала без предисловий:
– Я вчера разговаривала с риелтором, – сказала она, глядя прямо на Олю. – Твоя квартира – хорошее вложение. Но, знаешь, держать её просто так – глупо. Надо либо сдавать, либо продавать.
– Продавать? – Оля почувствовала, как кровь приливает к лицу. (продолжение в статье)