— Катя не это имела в виду…
— Именно это! — Анна уже не сдерживалась. — И знаешь, что самое ужасное? Ты своими действиями подтверждаешь эту мысль! Для тебя Кирилл действительно на втором месте.
— Хватит устраивать сцены! — вмешалась Екатерина. — Вы пришли в мой дом и начинаете скандалить!
— Я пришла обсудить справедливое распределение помощи, — Анна старалась говорить спокойно. — И обнаружила, что вы считаете моего сына ненастоящим ребенком его отца.
— Да поймите же, Витя просто хочет, чтобы его дети ни в чем не нуждались!
— Все его дети, Екатерина. Включая Кирилла.
Обратная дорога прошла в тягостном молчании. Анна прокручивала в голове состоявшийся разговор и всё больше убеждалась, что их с Кириллом положение в жизни Виктора второстепенно.
Когда они вернулись домой, она не выдержала:
— Спасибо за эту встречу, Витя. Теперь я всё понимаю.
— И что же ты поняла? — устало спросил он.
— Что для тебя Маша и Сережа — настоящие дети, а Кирилл — так, приложение к жене. Что ты готов содержать две семьи, но при этом одну обеспечивать по высшему разряду, а другую держать на скромном пайке. Что ты врал мне пять лет и собираешься врать дальше.
— Я не врал! Я просто… не говорил всей правды.
— Это и есть ложь, Витя. И самое ужасное, что ты даже не понимаешь, насколько всё это несправедливо по отношению к нам с Кириллом.
Виктор опустился на диван и закрыл лицо руками:
— Что ты хочешь, чтобы я сделал?
— Выбрал, — просто ответила Анна. — Ты не можешь полноценно содержать две семьи, особенно если одна из них имеет для тебя приоритет. Или ты находишь справедливый баланс — и финансовый, и эмоциональный, или… нам лучше расстаться.
— Ты ставишь мне ультиматум?
— Нет, я просто констатирую факт. Я не буду жить на вторых ролях и не позволю, чтобы мой сын чувствовал себя менее важным, чем твои «настоящие» дети.
Следующие несколько недель были странными. Виктор действительно стал проводить больше времени с Кириллом — они записались на футбол, ездили на велосипедах, играли в компьютерные игры. Анна видела, как сын расцветает от внимания отца, и это грело ей душу.
Но в то же время что-то неуловимо изменилось между ней и Виктором. Он стал отстраненным, часто задерживался на работе, меньше разговаривал. А по вечерам подолгу сидел в ванной с телефоном — Анна подозревала, что он созванивается с Екатериной и детьми.
В один из вечеров она случайно увидела сообщение на экране его телефона: «Витя, Сережа очень расстроен, что ты не пришел на его игру. Когда ты наконец перестанешь потакать своей новой жене и вспомнишь о настоящих обязательствах?»
Анна молча показала мужу сообщение:
— Так вот как ты объяснил свое отсутствие? Что я тебе запрещаю видеться с детьми?
— Аня, это не так. Просто Кате трудно принять, что я теперь не могу прибегать по первому зову.
— А ты подумал, каково будет Кириллу, когда он встретится с твоими «настоящими» детьми, которые считают его мать злодейкой?
— Они не считают тебя злодейкой…
— Нет? А кем же? Разлучницей, которая мешает отцу видеться с «настоящими» детьми?
— Я никого не бросал! Просто стал проводить больше времени с Кириллом…
— А им ты объяснил, что Кирилл такой же твой сын, как они? Что он имеет право на равное внимание и заботу?
Виктор промолчал, и это было красноречивее любых слов.
— Так я и думала, — горько сказала Анна. — Ты по-прежнему живешь двойной жизнью, только теперь чуть больше времени уделяешь нам. И при этом выставляешь меня виноватой перед своей бывшей семьей.
Когда Анна заметила, что тридцать тысяч продолжают ежемесячно уходить на счет Екатерины, она поняла — ничего не изменится. Виктор будет делать вид, что ищет баланс, но на деле продолжит ставить первую семью на первое место, а их с Кириллом — на второе.
— Мы уходим, Витя, — сказала она, когда он вернулся с работы. Перед ней лежали распечатки вариантов съемных квартир.
— Что? Куда? — он растерянно смотрел на жену.
— Я нашла квартиру недалеко от школы Кирилла. Небольшую, но нам хватит.
— Анна, ты… ты меня бросаешь?
— Нет, Витя. Это ты нас бросил — в тот момент, когда решил, что можешь вести двойную жизнь, лгать мне и считать одних детей более важными, чем других.
— Я никогда так не считал!
