Кофе в турке закипел слишком резко — Анна чуть не уронила её, схватившись за ручку не той стороной. Обожглась. Выругалась. Мелочь, а обидно. Всё как всегда.
Она плюхнулась в кресло, стараясь расслабиться, и потянулась за телефоном. Заблокированные номера — шесть попыток дозвона. С каких это пор бывшие мужья и их новые подруги становятся коллективными преследователями?
И ведь Иван молчит. Ни слова. Ни намёка. Передал её в «обслуживание», будто она — техническая поддержка по работе с трудными мужчинами. Очень удобно.
Анна долго смотрела в потолок. Потом набрала номер.
— Здравствуйте. Это Анна Сергеевна. Да, участковому, пожалуйста… Да, срочно. Меня преследует неадекватная девушка. Нет, не бывшая подруга. Новая пассия моего бывшего мужа. Да, понимаю, звучит, как сериал на пятом канале. Но это моя реальность. И мне надо, чтобы это прекратилось.
Когда она положила трубку, за окном уже было пусто. Машины не было. Девушки — тоже. Тишина.
Но Анна знала: это только начало. Алина так просто не сдастся.
И в следующую пятницу подъезд опять станет полем боя. Или — местом окончательной победы.
— Это моя добрачная квартира, так что ты зря сюда пришла, — произнесла Анна хладнокровно, с лёгким нажимом на «добрачная», словно чеканила мелкую монету для слепого коллекционера.
Алина стояла на пороге — без зонта, с намокшей челкой, губы подрагивают. За спиной мокрый лифт предательски скрипел, будто подтверждая: да, зря пришла. Очень зря.
— Но он сказал… — пробормотала Алина. — Он сказал, что у него здесь вещи. Книги. Старый пылесос. Удлинитель. Что он ещё имеет право.
— Конечно, сказал, — кивнула Анна и отступила вглубь квартиры. — Он вообще много чего говорит. Например, что он жертва, что его никто не понимает, что он умен, но недооценён. Слушай дальше — будет ещё интереснее.
Дверь не захлопнулась — Анна нарочно оставила её чуть приоткрытой. Не из милосердия, нет. Из тонкой психологической уловки: пусть чувствует себя непрошеной гостьей в доме, куда её не звали. Нога Алины уже на коврике, лицо сдержанно обиженное, взгляд — как у потерявшейся в метро собаки: «Я не хотела мешать, но мне некуда».
— Послушайте… — Алина, наконец, шагнула внутрь, переступая порог как минное поле. — Я не для скандала. Мне просто нужна… ясность.
— А у меня тут, знаешь, не бюро ясности. У меня тут — жизнь. Без него. Слава Богу, стабильная, хоть и скучноватая. С кофейником, книгами, пледом и полной свободой выбора, что смотреть вечером — детектив или ремонт на «Пятом». И в ней, — Анна ткнула пальцем в пол, — нет места для ваших мелодрам.
— Мне тридцать, — вдруг отчеканила Алина. — Я не справляюсь. Я думала, если он у вас столько лет прожил, значит, вы… как-то его выдержали. А я — нет. Он сводит меня с ума. Утром — бурчит, днем — лежит. Говорит, на работу не берут «по возрасту». Ему сорок семь, Анна Сергеевна! Не восемьдесят!
Анна невольно хмыкнула.
— В сорок семь он говорил то же самое. Только тогда виновата была «система», «власть» и «дурацкий начальник». А теперь — ещё и спина. Весь комплекс: лень, обида и хронический синдром вечного недооцененного гения.
Алина села прямо на край пуфика в прихожей. Как села — так и замерла. Ни слова. Ни взгляда. Только тяжёлое дыхание.
— Он сказал, что вы его выкинули, как собаку. Что не дали шанса…
— Я дала тридцать лет. — Анна подошла ближе. — Я давала шансы, кредит доверия, терпение и свою жизнь. Только он этого не заметил. У меня был выбор — утонуть вместе с ним или выплыть. Я выбрала выплыть. А вы, похоже, решили утонуть и тянуть меня за собой.
— Да я… я не тяну вас! Я просто… он снова заговорил про квартиру! Сказал, что он имеет право. Что половина…
