Александра подошла ближе.
— Он не скажет, потому что он тряпка. Сын маминой подруги, выросший под вашим каблуком. Но я скажу. Сегодняшний визит — последний. В следующий раз я вызову полицию.
— Ты?! Полицию?! — Вера Михайловна отшатнулась, будто Александра достала из-за спины топор. — Да ты же с ума сошла!
— Нет. Просто вы слишком долго жили в моём пространстве, как будто у себя дома. Но это — мой дом.
И в этот момент в дверях ванной показался Кирилл, вытирающий волосы полотенцем.
— Что тут происходит?
Александра повернулась к нему спокойно.
— Кирилл, оденься и выйди. С мамой. Мне нужно подумать, как жить дальше. Без вас.
Он смотрел на неё, не понимая.
— Ты что, с ума сошла?
— Пять лет. Пять лет, Кирилл, я всё терпела. Твои носки, твою маму, твоё молчание, твою измену. Теперь моя очередь. Терпи ты.
Он смотрел на неё, и в этом взгляде была та самая растерянность мальчика, которого уронили с качелей. Слишком поздно.
Александра повернулась к свекрови:
— Уходите, Вера Михайловна. Пока по-хорошему.
— Ты за это ответишь! — прошипела та и, наконец, развернулась к выходу. — Он на тебя квартиру оформил, как дурак! Но я этого так не оставлю!
— Попробуйте. Я юриста найду получше, чем ваш сосед с пятого этажа.
Захлопнулась дверь. Дом наполнился тишиной.
Александра подошла к окну. Внизу, у подъезда, стояли Вера Михайловна и Кирилл. Кричали друг на друга. Слов не было слышно, но по жестам всё было понятно: мама ругалась, сын оправдывался.
И впервые за много месяцев Александра улыбнулась.
Впереди было много боли. Но и свобода. На следующее утро всё началось с сообщения в мессенджере:
«Саша, мне надо забрать свои вещи. Я подъеду вечером. Кирилл.»
Александра уставилась в экран, как в зеркало заднего вида: вроде бы всё понятно, но что-то тревожит.
«Забрать вещи» — это что? Он уходит? Или просто устраивает спектакль, чтобы мама увидела, как он «страдает»?
Впрочем, ей было всё равно. После вчерашнего — она выгорела. Не кричала, не плакала, не звонила подругам, не лезла в поиски психологов. Просто молча вымыла полы, включила стиралку и записалась в поликлинику — на УЗИ, которое давно откладывала. Жизнь продолжалась. Только теперь — её собственная.
К вечеру пришёл Кирилл. Без цветов. Без извинений. Без попытки объясниться.
— Где чемодан? — спросил он, не встречаясь с ней взглядом.
— В кладовке, за старой гладильной доской. Сам знаешь, ты её туда загнал.
Он пошёл. Шёл, как по чужому дому. Как будто уже знал, что всё.
Через двадцать минут он вышел из спальни с сумкой в руках и… с мамой за спиной. Вера Михайловна появилась, как Джокер из колоды — неожиданно, крикливо и с осознанием собственной важности.
— Здрасьте, — бросила она с порога, даже не делая вид, что это удивительно. — Вот, пришла помочь сыну.
— Помочь? — Александра склонила голову. — Вы в этом доме не появляетесь. Я же ясно сказала.
— Это ты мне не указывай! — Вера Михайловна прошла вглубь квартиры, глядя по сторонам, как инвентаризатор: «стенки в норме, плита на месте, ковры никуда не делись». — Это не только твой дом, милая. Я Кириллу сказала: эта квартира — совместно нажитое. И мы ещё посмотрим, кому она достанется. Суда не боимся.
Александра усмехнулась.
