Ольга переезжала легко. Словно на волне — без тревоги, без надрыва. Двушка в центре, с высокими потолками, как у бабушек на Арбате, досталась ей от родителей. Те махнули на всё рукой и укатили в свой загородный дом, куда автобус ходил два раза в день, а от остановки ещё топать через поле и вдоль реки. Но звонки, как правило, были ежедневные, особенно от мамы.
— Доченька, ты хоть обои переклеила? Или опять в этих страшных ромашках живёшь? — голос матери в трубке звучал одновременно и обеспокоенно, и насмешливо.
— Мам, всё хорошо. Я пока только распаковываюсь. Тут и без обоев уютно. Спасибо вам с папой, честно, каждый день благодарю.
— Ты заслужила, милая. Ты у нас… светлый человек.
Ольга работала в туристической фирме. Не то чтобы карьера, но зато спокойно. В отпуск она не ездила лет шесть — ирония судьбы для человека, который продавал другим путёвки на Мальдивы.
В офисе её называли святой.
— Опять эту облезлую кошку кормишь? — Марина, бухгалтер с нервной улыбкой, цокала языком, наблюдая, как Ольга вытаскивает из сумки корм.
— Ну а кто, если не я? Она же живое существо.
Андрей возник неожиданно. Красивый, в меру лысеющий, в дорогом пальто. Пришёл за путёвкой, остался за сердцем. Всё у них случилось быстро: через полгода Ольга уже вешала его рубашки на балконе. Считала, что повезло. До поры — действительно повезло.
Впервые Нина Петровна появилась в их квартире в кремовом плаще, с сумкой, похожей на дипломат.
— Какая у вас уютная квартирка. Повезло моему Андрюшке!
Ольга улыбнулась, как всегда, по-доброму.
— Это мне родители подарили.
— Ну надо же, какие у вас… широкие души. Мы с мужем так и прожили по углам.
Произнесла это без зависти. С гордой горечью.
Семья у них действительно складывалась. Андрей был не то чтобы добряк, но не ругался, не пил и даже иногда приносил домой фрукты. А потом — постепенно, как холод в октябре, — в их жизнь стала проникать Нина Петровна. Сначала — по мелочи.
— Олечка, вот эту вазу можно я на денёк возьму? Ко мне тётка из Воронежа, хочу, чтобы у меня было… ну, красиво.
Ольга, как всегда, не умела отказывать. Но ваза не вернулась. Ни через день, ни через год.
Когда она спросила Андрея, тот даже не удивился.
— Мама сказала, что ты ей подарила.
А потом исчезла скатерть с вышивкой, хрусталь, который подарили на свадьбу, и постельное бельё с лавандой. Всё это уносилось — с тем же выражением лица, как будто ей это всегда принадлежало.
— Олечка, ну дай немного до пенсии, а? Совсем без копейки осталась.
