– Ну вот чем–то, Алин. Чувствую я. А найти не могут.
Мы еще немного поговорили про ее «болезнь». И потом она стала уговаривать нас, чтобы мы переехали к ней. Стала расписывать плюсы совместного житья. Я к такому предложению отнеслась скептически. Но Нина Ивановна уговаривала меня долго, обещая золотые горы. А там потом сдался Вадим, и тоже стал меня уговаривать.
Я не выдержала и согласилась. Знала бы я тогда, чем это все обернется…
Через полторы недели после этого разговора мы уже разбирали свои вещи в квартире Нины Ивановны.
– Не переживай, Алин! Всё хорошо будет! – подбадривал меня Вадим.
– Да хорошо, если так! – не унималась я, всё еще сомневаясь – правильное решение я приняла.
– Да и нам попроще будет с тобой. Сколько денег сэкономим на съемной квартире! И с ребенком мама будет помогать – я–то на работе целыми днями. Да и маме поспокойнее будет – под присмотром она.
– Не верю я в ее болезнь. Не похожа она на хворого человека, – произнесла я мысли в слух.
– Ну почему же! Не должен же человек откровенно плохо выглядить. Мама у меня сильная – поэтому и выглядит так, будто не болеет ничем.
– Ох, не знаю, Вадюш. Как бы нам это решение боком не встало бы.
С первых дней после переезда свекровь стала строить из себя сущего ангелочка. Слишком ласковый и нежный голосок. Вся такая манерная женщина. Я, конечно, была рада, что человек так может поменяться. Но что–то я до конца не верила в этот спектакль.
Как–то раз за ужином Нина Ивановна начала разговор:
– Вы ребеночка родите – он в какой комнате жить будет – с вами или отдельную ему выделим?
– Ну не знаю. Пока маленький – то с нами проще, а там как вырастит – можно и в отдельную переселить, если вы не против будете, мама. – Сказала я на свой страх и риск.
– А что я против буду? Живите, как хотите. Хотите, чтоб ребенок в отдельной комнате жил – пожалуйста. Только вот что скажу. Там последние годы отец Вадимкин жил. Ремонт там не делали лет 20. Все обои желтые, прокуренные. Негоже туда ребенка маленького селить. Вы бы там ремонт сделали бы. Тем более у вас денюжки освободились сейчас – вы вон какие деньжища на съем кидали. Там потом эту комнату сделаете, и по–тихоньку сделаем косметический ремонт во всей остальной квартире. Я буду денюжки вам подкидывать. А там потом меня не станет – останетесь жить одни в свежеотремонтированной квартире!
– Ой, мам, не начинай ты эту тему. Прям как услышу – аж передергивает всего, – перебил ее Вадим.
На том мы и решили. Начали делать ремонт в другой комнате, куда потом хотели переселить ребенка, когда он родиться.
Но тут началось все самое интересное. Свекрови надоело строить из себя ангелочка, и стало проклёвываться ее нутро наружу.
Вот тут и началась у нас веселуха.
Постоянные ссоры, крики. Я на середине беременности. Да и еще и ремонт в квартире в полном разгаре.
Я сначала пыталась не лезть в ее скандалы – да и не нужно мне это было. Мне нервничать нельзя.
Но потом Нина Ивановна добралась и до меня. У меня стали пропадать личные вещи. Придя домой, я обнаруживала, что пока меня нет, она могла спокойно полазить в моих ящиках. Даже что–то выкинуть, потому что «она так решила».
Вот тут–то я уже не смогла сдерживаться. Дома творился настоящий кошмар. И я понимала, что вся ее болезнь – это просто была приманка, чтобы затащить нас с Вадимом жить с ней под одной крышей.
Когда родилась дочка, лучше не стала. Нина Ивановна не стесняясь ребенка, устраивала разборки, и даже лезла ко мне драться, когда Вадима не было дома.
Я боялась лишний раз выходить из нашей комнаты, пока мужа не было дома.
Как–то раз мы пришли домой с прогулки. Я аккуратно поставила сапоги на полку для обуви и повесила свой пуховик. Еле дыша, проскочила в комнату с дочерью на руках.
Через минут пять свекровь распахнула дверь в нашу комнату. Я в испуге вскочила с кровати и побежала к двери. Тут мне в лицо прилетел мой же пуховик.
– Не смей ничего оставлять своего в коридоре! У вас есть своя комната. Тут и разбрасывайте свои вещи! – заорала Нина Ивановна.
– Я не разбрасывала ничего. Свой пуховик я повесила аккуратно! – возразила я ей.
– Аккуратно или нет – абсолютно ничего не нужно оставлять в коридоре! Иди еще сапоги свои забери, пока я в лицо тебе их не кинула!
Внутри меня вскипала злость.
– Да, согласились на свою голову жить в этом доме. А я как знала, как чувствовала, что что–то не так! Ну не могут люди так быстро менять. Актриса погорелого театра, блин! – Пошла я забирать свои сапоги из прихожей, бормоча себе под нос.
– Что? Что ты сказала, гадюка? – заорала Нина Ивановна.
