— Ты бы лучше о ребёнке подумала, Ксюша, — Дина Альбертовна поставила чашку на стол с таким звуком, будто она разбила не фарфор, а терпение. — А не о своих поездках.
Ксения только что вошла, не успев снять обувь. От пальто всё ещё пахло уличным ветром и дождём. А тут — «речь матроны на балу».
— Каких поездках? — с интересом спросила она, присаживаясь на край табурета. — У меня, между прочим, работа.
— Да у всех работа, — вздохнула свекровь, по-хозяйски добавляя себе варенье в чай. — Но женщина — она должна быть женщиной. Тыл, уют, борщ, вот это всё. А не вот эта ваша карьера, беготня. Потом ведь жалеете. Когда уже поздно.
— Поздно — это когда свекровь уезжает только после смерти, — буркнула Ксения, не громко, но достаточно, чтобы услышали.
— Чай вкусный, говорю, — без улыбки, но с самой вежливой маской.
В комнату вошёл Алексей. В руке — коробка от новой автомагнитолы. Радостный. Как ребёнок, которому дали порулить взрослой жизнью.
— Ксю, глянь, поставил маме в машину Bluetooth. Теперь хоть звонки можно не с коленки. Ты рада?
Она встала. Сняла пальто, бросила на стул, медленно подошла к нему.
— Я сегодня получила предложение. На полгода. Руководство центра в Питере. Руководителем проекта. С квартирой и нормальной зарплатой.
Пауза. В комнате стало тихо, как в банке с огурцами.
— С ума сошла? — первой опомнилась Дина Альбертовна. — А Лёша? А семья?
— А что — Лёша? — Ксения не отводила глаз от мужа. — Он может пожить с вами. Вы же как раз под музыку теперь ездите.
Алексей смотрел на неё, будто она объявила о своей беременности от астронавта.
— И ты… поедешь одна?
— Конечно, одна. Ты же занят: кредит, мама, Bluetooth. Куда тебе?
— Это ты сейчас из-за обиды. Из-за машины. Ну не драматизируй.
Ксения вдохнула. Спокойно.
— Лёш. Я не из-за машины. Я из-за того, что ты живёшь по принципу «главное, чтобы мама не расстроилась». А я расстраиваться, значит, могу. Как хобби.
Он молчал. Потому что нечего было сказать.
— Я уеду. На шесть месяцев. И посмотрим, кто и для кого тут действительно семья.
— Ксю… — но это было не «остановись». Это было что-то беспомощное, вроде «неудобно вышло».
— Ты даже сейчас не спрашиваешь: «а что тебе там предлагают», «нужна ли тебе помощь», «как ты себя чувствуешь». Ты просто: «а я?»
Она взяла сумку. Не маленькую — ту, что брала в отпуск. Значит, всё решено.
— Я уеду через два дня. У меня выходные. Ты можешь остаться с мамой. Разобраться с магнитолой, пирожками и своим понятием о жене.
И, не оборачиваясь, вышла в коридор. Захлопнула дверь. И — впервые за долгое время — не дрогнула.
Питер встретил её мокрым асфальтом, запахом кофе из подворотен и ощущением, будто она сбежала не из дома, а из какого-то странного сна.
На вокзале Максим держал табличку с надписью: «КСЮ. ТВОЁ ВРЕМЯ НАЧАЛОСЬ.»
А в Москве в это время Дина Альбертовна рассматривала фотку новой магнитолы и цедила:
— Вот Ксюша… характер, конечно… с прибабахом… Но борщ варила вкусно.
Ксения сидела на подоконнике питерской квартиры, босыми ногами упираясь в холодный карниз. За окном медленно капал дождь, по стеклу стекали редкие струйки воды — будто даже небо было в сомнениях. На кухне тихо играл БГ, кто-то соседский варил щи с такой страстью, что запах дошёл даже сюда. А у неё — растворимый кофе и письмо на ноутбуке. Черновик. Для Алексея.
