Вечер был душным, окна в гостиной нараспашку, но воздух всё равно казался тяжёлым. Аня сидела на диване, скрестив ноги и глядя в пол. Её пальцы нервно мяли край подушки, пока она пыталась подобрать слова. Напротив, у журнального столика, стоял Дмитрий, сжимая в руках лист бумаги. Его лицо было напряжённым, брови сдвинуты, а голос дрожал от сдерживаемого раздражения.
— Мить, я тебя просила разобраться с выходками твоей мамы, а ты решил на развод подать? — Аня подняла глаза, её голос был резким, но в нём сквозила обида.
Дмитрий бросил лист на стол. Это была распечатка заявления о разводе. Он не смотрел на жену, уставившись в окно, где за шторами мелькали огни соседних домов.
— Аня, ты думаешь, я это с радостью делаю? — ответил он тихо, но с ноткой усталости. — Я просто больше не могу. Мы каждый день как на войне.
Аня встала, её движения были резкими, почти рваными. Она подошла к окну и захлопнула створку, словно хотела отгородиться от внешнего мира.
— На войне? Это ты называешь войной? — она повернулась к нему, глаза блестели от слёз. — А то, что твоя мама звонит мне каждый день и учит, как готовить, как одеваться, как воспитывать нашего сына? Это, по-твоему, нормально?
Дмитрий провёл рукой по волосам, его плечи опустились. Он хотел ответить, но слова будто застряли. Вместо этого он просто покачал головой и отошёл к двери.
— Я не хочу больше это обсуждать, Ань. Я устал.
Дверь хлопнула за ним, оставив Аню одну в комнате. Она снова опустилась на диван, чувствуя, как внутри всё сжимается. Это был не первый их спор, но впервые слово «развод» прозвучало так ясно.
Аня и Дмитрий поженились семь лет назад. Тогда всё казалось простым: они были молоды, влюблены, полны планов. Они снимали маленькую квартиру, смеялись над протекающим краном и мечтали о будущем. Но после рождения сына Максима всё изменилось.
Мать Дмитрия, Тамара Ивановна, переехала к ним через год после рождения ребёнка. Она настояла, что молодым нужна помощь, и Аня, уставшая от бессонных ночей, согласилась. Но помощь быстро превратилась в контроль. Тамара Ивановна вмешивалась во всё: от того, как Аня кормит Максима, до того, как она складывает бельё. Её замечания были мелкими, но постоянными, как капли воды, которые точат камень.
— Анечка, ты почему Максима так легко одела? Холодно же, простудится, — говорила она, поправляя шапку на внуке. Или: — Зачем ты купила эти подгузники? Я в своё время использовала марлю, и ничего, все дети выросли здоровыми.
Аня терпела. Она старалась улыбаться, отвечать вежливо, но с каждым месяцем её терпение таяло. Дмитрий, казалось, не замечал проблемы. Он отмахивался, говорил: «Мам, ну хватит», но никогда не ставил точку. Аня чувствовала, что её голос в семье становится всё тише.
