— Папа, — наконец сказал Андрей, отодвигая тарелку. — Нам надо поговорить.
Михаил сложил руки на груди:
— Нам тут позвонили… родственники твои, — Андрей замялся. — Тётя Света и другие. Говорят, ты всем отказываешь в помощи. Что у вас есть деньги, но ты жадничаешь. Это правда?
— Да, отказываю, — просто ответил Михаил. — Есть у нас немного сбережений, но это наша подушка безопасности. Не для раздачи по первому требованию.
— Но почему? — вмешался Денис. — Хотя бы крестнику твоему, Олегу, на свадьбу предстоящую.
— И что, что крестник он мне?
— Ну как «что»? — Андрей повысил голос. — Это ж твой крестник, а ты отказываешь?
Ирина тихонько вздохнула, но промолчала. Это был их разговор — отца и сыновей.
— Значит, так, мои дорогие, — Михаил выпрямился. — Я объясню всё один раз, и повторять не буду. Олег — мой крестник формально. Я его не видел пять лет, а когда видел в последний раз — он даже не поздоровался. Его мать, моя двоюродная сестра, не позвонила ни разу, когда ваша мать после операции лежала пластом. Никто из родственников не помог, не приехал, не поинтересовался. А теперь, когда им нужны деньги, они вдруг вспомнили о «родственных связях».
— И еще. Мы с мамой продали квартиру и гараж, вложили всё в этот дом. Почти всё. Да, осталось немного на счете. Но это — наша подушка безопасности. На лечение, на ремонт, мало ли что.
Андрей пренебрежительно фыркнул:
— Так они не так много просят, пап! Всего-то триста тысяч! Неужели родственникам зажмешь?
Михаил почувствовал, как что-то внутри оборвалось. Его сын… повторял слово в слово выпады тёти Гали и сестры Светы.
— Сколько у тебя в месяц зарплата, Андрей? — вдруг спросил он.
— Ну, тысяч 120, при чем тут?..
— Ты мог бы дать крестнику отца 300 тысяч? Это ведь чуть больше, чем два твоих месячных оклада. Пустяк, правда? Вот и дай. Раз так переживаешь.
— Но я же… у меня ипотека, кредит за машину…
— Все понятно, — кивнул Михаил. — Твои деньги — это твои деньги, а мои деньги — это наши деньги. Так, что ли?
За столом повисла тяжелая тишина.
— Но, папа, — вступился Денис. — Все-таки побойся Бога! Ты уже не работаешь, тебе не нужно много… У вас же дом, деньги есть… Тогда давайте деньги хотя бы крестнику. Не такие уж это большие суммы для вас.
Ирина вдруг с грохотом отодвинула стул и поднялась — тяжело, опираясь на трость.
— Эх, сыночки, — она смотрела на них с горечью. — И вы туда же. Вам папа все детство в рот глядел. Машины вам купили, в институты устроили, с первыми взносами помогли. Когда вам нужны были деньги — мы отказывали себе во всем. А теперь, когда нам нужно хоть немного пожить для себя — вы попрекаете нас этим… Стыдно-то как!
И она, прихрамывая, с гордо поднятой головой, вышла из кухни.
Денис покраснел и опустил голову. Андрей сидел, кусая губы. Михаил молчал, разглядывая сыновей, словно видел их впервые.
— Мы пойдем, пап, — наконец сказал Андрей. — Извини.
Они ушли, не допив чай, даже не обняв отца, как обычно.
Ирина сидела в спальне, глядя в окно.
— Пусть уезжают, — тихо сказала она. — Они поймут. Не сейчас, так потом.
Михаил кивнул. Слова были не нужны. Они прожили вместе сорок лет — и без слов понимали друг друга.
Бойкот объявили через несколько дней. Михаила не поздравили с днем рождения впервые за тридцать лет. На сообщения в семейном чате не отвечали. Дядя Коля прямо заявил соседям, что «Михаил и Ирина зажрались и родню забыли».
На день рождения Ирины не позвонил даже Денис, который всегда первым поздравлял мать.
— Обидно, да? — спросил вечером Михаил, глядя, как жена перебирает старые фотографии.
— Обидно не то, что они не позвонили, — тихо ответила Ирина. — Обидно, что они думают, будто нам нужны только деньги. Что всё измеряется в рублях.
Михаил кивнул и обнял жену за плечи.
Целый год прошел в тишине. За это время они успели обжиться в новом доме, Ирина встала на ноги окончательно. Они развели небольшой огород, поставили теплицу, завели собаку — дворнягу из приюта.
Михаил полюбил часами возиться в саду. «Лечу землю», — говорил он, выпалывая сорняки. Ирина осваивала новые рецепты — на пенсии наконец появилось время для кулинарных экспериментов.
И вот однажды, когда они завтракали на веранде, у калитки остановилась знакомая машина.
— Светка, — мрачно констатировал Михаил. — Интересно, зачем пожаловала?
