«Развод?!» – соседка Нина чуть не поперхнулась чаем. – «В семьдесят три года?!»
– Не развод, – Вера размешивала сахар в чашке, загадочно улыбаясь. – Просто… раздельное проживание. В одной квартире.
– Это как?! – Нина придвинулась ближе, забыв про свежие сплетни про председателя ТСЖ.
– А вот так! – Вера достала из буфета новенький блокнот. – Смотри: теперь каждый живёт на свою пенсию. Всё, что для себя – из своей пенсии. Всё, что для него – из его. Честно и справедливо!
– Неделя пошла, – Вера хмыкнула и покосилась на стену, за которой гремели кастрюли. – Знаешь, Нин, я ведь сначала сама не верила, что решусь. Сорок два года как-никак вместе прожили…
– А с чего вдруг? – Нина подалась вперед.
– Помнишь, Славик мой с внуком приезжал на прошлой неделе? – она вздохнула. – Сидим мы на кухне, чай пьём, а Мишка вдруг спрашивает: «Бабуль, а почему дедушка такой… беспомощный? Он что, больной?»
– А что тут ответишь? – Вера пожала плечами. – Стою я тогда у плиты, смотрю, как Коля мой в очередной раз на рыболовном сайте снасти выбирает, и думаю – а ведь правда, почему? Почему в свои семьдесят три он не знает, где у нас крупа хранится? Почему не может отличить порошок для белого белья от цветного? Почему каждый божий день спрашивает, что у нас на ужин, будто не человек в квартире живёт, а… квартирант?
– И что, вот так сразу всё изменила?
– Зрело давно. Последней каплей стали его новые удочки. Знаешь, сколько они стоят? Тридцать тысяч! А у нас счета за квартиру неоплаченные висят…
– А он что? – Нина кивнула в сторону стены, откуда доносилось позвякивание посуды.
– А что он… – Вера усмехнулась. – Первые три дня на пельменях сидел. Потом попытался доставку еды заказать – намучился с приложением, заказал не в тот подъезд. Курьер полчаса по двору кругами ходил…
За стеной что-то с грохотом упало.
– Живой! – прокомментировала Вера, даже не дрогнув. – Учится с новой сковородкой обращаться. Третью за неделю купил – всё пытается подешевле найти. А она, родимая, как заколдованная – всё к себе прижимает.
– Знаешь, – Нина задумчиво помешивала чай, – а ведь у нас во втором подъезде Маргарита Степановна так же мужа своего учила. Месяц продержалась…
– Да сдалась! Говорит, жалко его стало – исхудал весь, одичал… – Нина хитро прищурилась. – А твой-то, небось, уже не раз прощения просил?
Вера качнула головой: – Не знает он такого слова – «прости». Зато другие способы испробовал: и конфеты дарил, и про давление жаловался, и даже… – она понизила голос, – полы вчера пропылесосил! Первый раз за сорок два года!
– А ничего. Говорю – молодец, учишься. Глядишь, к концу месяца и готовить научишься.
В дверь постучали. Стоял Николай – растрёпанный, в некогда белом, а теперь почему-то розовом фартуке.
