Вечером в спальне Валентина долго разговаривала с мужем. Она пыталась убедить, что не стоит отдавать деньги не пойми кому. Александра Аркадьевна, возможно, нашла каких-то шарлатанов, коих сейчас — в 1994 полным полно. Но Федор только молчал. Спустя какое-то время, муж сказал:
— Если есть хоть один шанс спасти Таню, мы должны попытаться. Я не прощу себе, если ее не станет, а я ничего не пытался сделать, чтобы ее спасти.
После этих слов мужа, Валентина сдалась. Другая бы не пошла на поводу у обезумевшей от горя, свекрови, да и вообще: у Валентины есть дочь, о будущем которой она должна позаботиться.
Пусть бы Александра Аркадьевна продавала свою четырехкомнатную квартиру и лечила свою дочь Таню. Другая бы так и сказала, но не Валентина. Валя вступила в права наследства, продала машину, дом и отдала все деньги на лечение Татьяны, которое впрочем не помогло.
Как и говорили врачи: лечению эта болезнь не поддается. Если бы обратились раньше, то все возможно, но время было упущено. Таня пришла к врачу слишком поздно. Сделали все, что могли. В 1996 Татьяны не стало.
Александра Аркадьевна моментально постарела, сгорбилась и поседела. Эту трагедию она переживала тяжелее всех. Последние годы мать жила только надеждой на то, что ее любимая дочь выздоровеет, а теперь нет никакого смысла в жизни матери. Александра Аркадьевна решила, что жить больше незачем.
Но волей — неволей пришлось окунуться в рутину жизненных проблем: следовало что-то решать в шестнадцатилетней Людочкой, которая как раз училась в медицинском училище. Пришлось разыскать отца девушки — Юрия Альперина, о котором, к слову сказать, в последние годы все забыли.
Татьяна болела, вся семья судорожно искала способы помочь родному человеку плюс следовало растить Люду, ведь ее мама постоянно либо лежала в больнице, либо мучилась от болей. Было совсем не до Юрия. Если бы он сам проявлял инициативу и интересовался дочерью, то семья хотя бы сейчас знала где он.
Но сам Юрий Яковлевич Альперин ни разу не возжелаа видеть дочь с тех пор, как расстался с ее мамой, а на алименты Татьяна не подавала: не было ни сил, ни желания.
Валентина прекрасно помнила, где живет мать Альперина, поэтому супруги отправились по адресу, где находилась коммунальная квартира бывшего мужа Тани. Но там никого не оказалось. По адресу проживали совершенно другие люди, которые и сообщили: прежние хозяева квартиру эту продали новым жильцам, а сами уехали жить за границу.
Больше Юрия никто не искал. Соответствующие органы обратились через посольство, господину Альперину сообщили о кончине бывшей жены и о том, что его ждет несовершеннолетняя дочь, но никакого ответа от Альперина не последовало.
Опекунство над несовершеннолетней Людочкой оформил ее родной дядя — Федор Скорыгин, поскольку бабушке Александре было уже почти 70 лет. Людмиле не стали говорить, что ее родной отец, практически, отказался от нее. Не хотелось травмировать девочку. Ей сообщили, что найти Юрия не получилось.
Люда поверила. В таком возрасте она еще мало соображала в каких-то юридических тонкостях, да и не интересовалась. Своего отца девушка помнила плохо, поэтому он для нее был, практически, чужим человеком. Людмилу вполне устраивало жить в доме бабушки с дядей, тетей Валей и сестренкой Верой. Она так росла, так жила и давно считала их всех единственными своими родственниками.
Началась новая жизнь в этом доме — без Татьяны. Валентине было жаль сестру мужа. Женщина очень горевала, но одновременно почувствовала огромное облегчение. Она даже ругала себя за такие свои чувства, но ничего не могла поделать. Вале, действительно, стало легче.
А кто ее может осудить? Жить в таком ритме, в котором много лет жила молодая женщина, далеко не каждый сможет: дом, большая семья, работа, двое детей, ежедневные поездки в больницу к Татьяне, потеря родителей. В круговороте вечных дел, Валентина совсем забыла о себе.
Когда она в последний раз была в кафе, в ресторане, в салоне красоты — этого она, вообще, не могла вспомнить. Валя не следила за модой, не интересовалась новинками кино, не читала книг, не уделяла внимание самой себе. Да она, вообще, практически не отдыхала. (продолжение в статье)
– Я скоро снова женюсь, так что про алименты на сына можешь забыть. А еще сделаю так, что вы с приставом меня не найдете.
Вот поживешь без моей финансовой поддержки, сразу поймешь, что можно было не выделываться и простить любимому мужу и единственному кормильцу эту маленькую шалость!
– Андрюша, от меня ты не скроешься! Я тебя из-под земли достану! Ты мне всю жизнь испортил, свои лучшие годы я потратила на то, чтобы ждать твоего возвращения домой от очередной бабы! Больше вытирать ноги о себя я не позволю!
Лиля жила в обычной семье. После школы пошла в институт, окончила его, устроилась на работу в отдел кадров на большом предприятии. Там и познакомилась с Андреем.
Мужчина пользовался у всего женского коллектива большой популярностью: его должность предполагала ношение костюмов и белоснежных рубашек, он всегда отлично выглядел.
Андрей был обаятельным, милым, умел шутить, неудивительно, что возле него всегда было много поклонниц.
На Лилю мужчина обратил свое внимание только потому, что она не поддерживала общий восторг и к местному щеголю была абсолютно равнодушна.
Андрей решил во что бы то ни стало добиться этой девушки: начал часто появляться в отделе кадров, приносил кофе и конфеты к чаепитию, заводил с Лилей ни к чему не обязывающие беседы.
Через некоторое время предложил подвозить до дома, Лиля согласилась, тем более что жили они недалеко друг от друга.
Отношения между Андреем и девушкой начали активно развиваться после новогоднего корпоратива: там он пригласил Лилю на танец и впервые поцеловал.
Роман закрутился головокружительный, молодые люди много времени проводили вместе, гуляли, встречались в кафе, выезжали за город с друзьями.
Через полгода поженились, еще через год женщина ушла в декрет и родила Андрею сына. Назвали его Павлом.
Любящим мужем и заботливым отцом Андрей был недолго: всего через два года он стал пропадать вечерами, возвращался домой с запахом духов и помадой на воротничке рубашки. (продолжение в статье)
– Ой, Люба, привет! – Катя, растерянно улыбнувшись, отступила в сторону, пропуская гостей. – А мы… ну, не ждали вас так рано.
Тётя Люба, грузная женщина лет шестидесяти с ярко-рыжей помадой, уже окидывала взглядом крохотную прихожую. Её брови приподнялись, а губы сложились в лёгкую гримасу. За ней в квартиру втиснулись её муж дядя Коля – худощавый, с вечно усталым выражением лица – и их дочь Вика, тридцатилетняя девица в обтягивающем платье, которая тут же уткнулась в телефон.
– Рано? – тётя Люба хмыкнула, стягивая пальто. – Да мы вообще не собирались, но как услышали, что вы квартиру купили, решили – надо посмотреть!
Катя почувствовала, как внутри что-то сжалось. Она бросила взгляд на мужа, который возился в гостиной, расставляя тарелки для скромного ужина по случаю новоселья. Саша, услышав голоса, выглянул в коридор, и его лицо тут же озарилось дежурной улыбкой.
– Тёть Люба, дядь Коль, Вика! – он раскинул руки, словно встречал долгожданных гостей. – Какими судьбами? Проходите, проходите!
Катя выдохнула. Они с Сашей три года копили на эту квартиру. Каждый рубль откладывали с их скромных зарплат: она – менеджер в небольшой фирме, он – инженер на заводе. Ипотека, конечно, съедала половину дохода, но это был их дом. Их первый настоящий дом. И вот теперь, вместо уютного вечера с друзьями, в их новой квартире – тётя Люба с её фирменной манерой всё критиковать.
– Ну, показывайте, что тут у вас! – тётя Люба решительно двинулась вглубь квартиры, не снимая сапог. Катя хотела было сказать про бахилы, но только прикусила губу. – Это что, кухня сразу за прихожей? – родственница остановилась, уперев руки в бока. – Неудобно же! Вот у нас в старой квартире кухня была отдельная, десять метров. А тут что? Пять?
– Семь, – тихо поправила Катя, чувствуя, как щёки начинают гореть.
– Семь! – тётя Люба закатила глаза. – И как вы тут готовить будете? Саш, ты зачем такую тесноту выбрал?
Саша, стоявший у стола с бутылкой вина, только пожал плечами.
– Нам хватает, тёть Люб. Главное – своё.
– Своё, – передразнила она, оглядывая обои. – А обои эти что, сами клеили? Криво же, вон, пузырь на углу.
Катя сглотнула. Обои они действительно клеили сами – два выходных, перепачканные клеем руки, смех и кофе из термоса. Это было их приключение, их победа. А теперь тётя Люба тычет пальцем в пузырь на стене, и Кате вдруг захотелось провалиться сквозь пол.
– Люба, ты садись, – Саша попытался перевести разговор, указывая на диван. – Сейчас всё накроем, посидим по-семейному.
– По-семейному, – тётя Люба фыркнула, но всё же опустилась на диван, который тут же жалобно скрипнул. – А диван-то у вас старый, небось с рук брали? У нас Вика новый купила, кожаный, за сто тысяч. Вот это вещь!
Вика, не отрываясь от телефона, кивнула.
– Ага, крутой. А этот ваш… – она мельком глянула на диван. – Ну, такой, ретро, что ли.
Катя почувствовала, как внутри закипает. Этот диван они с Сашей нашли на распродаже, потратив последние сбережения перед переездом. Он был не новый, но уютный, с мягкими подушками, которые Катя сшила сама. И вот теперь Вика, которая, судя по всему, даже не знает, что такое ипотека, называет его «ретро».
– Вика, хочешь чаю? – Катя заставила себя улыбнуться. – Или вина?
– Ой, нет, я на диете, – Вика махнула рукой. – А у вас что, нормального кофе нет? Только этот, растворимый?
Дядя Коля, молчавший до этого, вдруг подал голос:
– А что, нормальный кофе. Не буржуи же.
Тётя Люба тут же шикнула на мужа:
– Коль, не позорься! Люди новую квартиру купили, а ты про растворимый. Надо было эспрессо-машину им подарить, а не с пустыми руками являться.
Катя замерла. Они вообще не ждали подарков. Это было их новоселье – скромное, для самых близких. Они позвали только двоих друзей, которые обещали принести пиццу и пару бутылок вина. А родственники… Саша упомянул тётю Любу пару дней назад, но Катя думала, это просто формальность. Кто же знал, что они действительно приедут?
– Так, а где у вас спальня? – тётя Люба встала, не дожидаясь ответа, и направилась к двери в комнату. – Это что, всё в одной комнате? И спите, и работаете, и телевизор смотрите?
– Ну да, – Саша почесал затылок. – Пока так. Потом, может, двушку возьмём.
– Двушку! – тётя Люба рассмеялась так, что бокалы на столе звякнули. – Саш, ты с этими ценами на двушку лет десять будешь копить. Вот у нас в Люберцах двушка – три комнаты, балкон, ремонт. А вы тут в однушке ютились.
Катя почувствовала, как пальцы сжимают полотенце так, что костяшки побелели. Она хотела сказать что-то резкое, но вместо этого только глубоко вдохнула. (продолжение в статье)
