Анна не стала объяснять. Зачем? Мать всегда считала, что надо терпеть. «Муж — он как дерево, — любила повторять она. — Куда наклонит, туда и растёшь». Эти слова казались Анне одновременно устаревшими и безжалостными, словно приговор, от которого нельзя избавиться.
Она повесила трубку и осталась в тишине, ощущая, как груз одиночества становится всё тяжелее.,После долгого разговора Анна медленно подошла к аптечке, которая стояла в углу кухни, словно хранительница её болезненных секретов. Внутри было множество пузырьков, коробочек и баночек с таблетками — белые, розовые, голубые — словно целая палитра болезненных оттенков, отражающих её состояние. Свет лампы на кухне мягко отражался от стеклянных поверхностей, придавая помещению чуть тревожный, но привычный уют.
Она достала новую упаковку. Таблетки внутри были странного серовато-зеленого цвета, непривычного и немного пугающего. Инструкция гласила: «Курс лечения». Внизу, мелким, почти едва различимым шрифтом, были перечислены побочные эффекты. Анна прочитала их вслух про себя: «Возможны головные боли, галлюцинации, кратковременная потеря памяти». Усмехнувшись, она подумала про себя: «Память? Да мне уже особо и терять нечего». Её улыбка была горькой, почти издевательской.
Бой курантов она пропустила. Новый год начался без неё — так же равнодушно и холодно, как и все предыдущие годы. За окном медленно опускался первый январский снег. Он был белоснежным и пушистым, словно чистый лист бумаги, на котором ещё можно было попытаться что-то написать, что-то изменить. Но в душе Анны царила пустота, и этот снег казался ей чужим, далёким.
На второй день нового года что-то в атмосфере квартиры изменилось. Сначала Анна не могла понять, что именно. Ощущение было смутным, словно размытые контуры за окном в туманном свете. Она проснулась от странного чувства, будто кто-то был рядом, но вокруг царила гробовая тишина. Лишь настенные часы, подаренные когда-то Игорем, тихо тикали, отмеряя время. Эти старинные часы с медным циферблатом всегда казались Анне символом чего-то неизменного, но сейчас их тиканье звучало как тревожный призыв.
На столе лежала её записная книжка — она не помнила, чтобы клала её именно сюда. Обычно держала её в ящике комода. Корешок был потрёпан, страницы пожелтели от времени. Открыв книжку, она увидела свой собственный почерк, но надписи казались чужими, будто написаны другим человеком. Датированы они были прошлым летом.
«18 июля. Больше не могу молчать. Он знает. Знает, но продолжает делать вид…» Дальше строки были размазаны, то ли слезами, то ли чернила размокли. Анна перевернула страницу. Следующая запись гласила: «22 июля. Препараты действуют. Он этого не понимает. Думает, что контролирует. Но я помню. Я всё помню». Её пальцы задрожали. Какие препараты? О чём идёт речь? В аптечке она нашла старую коробку с таблетки, название которой было частично стерто. Остались лишь две буквы — «ин» и цифры «73».
Внезапно зазвонил телефон. На дисплее высветилось имя Игоря. Его голос был отстранённым, холодным. — Как ты? — спросил он. — Нормально, — ответила Анна, стараясь сохранить спокойствие. — Лечусь. Воспоминания накатывали на неё волнами, обрывками, словно старый фильм с порванной лентой, который невозможно собрать воедино.
Прошлогодний июль. Странная командировка Игоря. Он привёз новые таблетки — сам, без рецепта. «Тебе назначили», — сказал тогда, и она послушалась, как всегда, подчиняясь безоговорочно.
