Она стояла в тишине, наблюдая, как муж собирает вещи. Каждое его движение казалось резким, отрывистым, словно отточенным рубильным ударом — без малейшей плавности или нежности. Свитер был брошен на чемодан, носки небрежно запихнуты в угол, словно он даже не думал о порядке. Единственное, что лежало на своем месте, — аккуратно сложенная бритва, уложенная в маленький чехол, словно последний символ его уходящего присутствия.
— В Новый год я буду с родителями, а ты лечись тут сама, без меня, — резко заявил он, не поднимая глаз.
Анна лишь промолчала. Это была уже привычка — молчать, когда Игорь принимает решения без обсуждения. Десять лет брака научили её не спорить и не возражать, особенно когда речь заходила о его семье, которой она всегда казалась чужой.
Родители Игоря напоминали неприступную крепость. Их дом был окружён крепкими, как каменные стены, предубеждениями и давно установившимися правилами, которые не позволяли ей чувствовать себя там как дома. Она была всего лишь пленницей, которой время от времени разрешали находиться рядом с их сыном, словно гость, которому не доверяют.
Муж не смотрел на неё. Его взгляд был сосредоточен на вещах — он укладывал их в чемодан, проверял документы, словно у него не было ни минуты для неё. На столе он оставил конверт с деньгами — холодный и бездушный знак, словно компенсацию за её одиночество.
— Тут хватит на продукты и лекарства, — сказал он, не поднимая головы, словно это была самая важная информация.
Лекарства. Опять лекарства. Уже третий год подряд она лечилась: то простуда, то проблемы с желудком, то странная слабость, от которой никак не могла избавиться. Это стало частью её жизни, как будто болезнь была постоянным спутником, а муж — всё дальше уходил в свою собственную жизнь.
Игорь выходил из комнаты медленно, словно давая ей последний шанс что-то сказать. Но Анна молчала. Её молчание было тяжелее любых слов — оно несла в себе всю боль и усталость, которую она не могла выразить.
Хлопнула входная дверь, и тишина накрыла квартиру, как старое, потрескавшееся покрывало, пропитанное холодом и одиночеством.
До Нового года оставалось всего три дня.
Анна подошла к окну. За стеклом моросил мелкий, противный снег — такой же серый и неприветливый, как и её настроение. Она коснулась холодного стекла ладонью, и пальцы показались ей чужими, незнакомыми, будто она сама перестала быть собой.
Конверт с деньгами лежал на столе, словно укоряющий и циничный символ того, что осталось между ними. Она развернула конверт. Внутри, кроме купюр, была записка: «Не забудь принять лекарство».
Несмотря на внутреннюю боль, на губах невольно скользнула усмешка — горькая и против воли. Какая забота, — подумала она с горечью.
До боя курантов оставалось совсем немного, а до настоящего понимания — целая вечность, казалось, разделяла их с Игорем.
31 декабря, около полуночи, телефонный звонок разрезал тишину, словно пробуждая Анну от долгого забытья. Она вздрогнула, и на экране высветился номер мамы.
— С наступающим, доченька, — голос матери был тёплым, но в нём слышалась лёгкая дрожь от волнения и заботы.
— Спасибо, мам, — Анна постаралась, чтобы её голос звучал как можно спокойнее, скрывая всю глубину своей усталости и одиночества.
— Игорь с тобой? — тихо спросила мать, словно боясь услышать ответ.
Пауза затянулась, стала тяжелой и тягучей, наполняя пространство между ними.
— Нет, — коротко и сухо ответила Анна.
— Опять? — в голосе мамы промелькнуло разочарование. Не в дочери, а в зяте, которого она не могла понять и принять.
