Смотрю на мужа и вижу в его глазах тот самый момент, когда он принимает окончательное решение. Его плечи слегка опускаются, словно под тяжестью внутреннего напряжения, челюсть сжимается до побелевших костяшек, а взгляд становится холодно-решительным, словно сталь, закалённая в огне. Он делает свой выбор, и я чувствую, как в воздухе повисает нечто неизбежное.
Я знаю, каким будет этот выбор.
Сердце сжимается в предвкушении очередного удара, словно готовясь к удару судьбы. Я затаиваю дыхание, ожидая услышать то, что уже давно предчувствую — что он уезжает с ней, оставляя меня наедине с болью и тревогой.
– Хорошо, – произносит Костя медленно, растянуто, словно взвешивая каждое слово, каждую частицу своей решимости. – Мила, сейчас я вызову врача сюда. Ты останешься в доме, пока он тебя не осмотрит.
Я моргаю, не веря услышанному. В голове всё смешалось, будто время на мгновение остановилось. Мила тоже застывает, её лицо искажено неожиданностью, а театральные стоны, которыми она так умело манипулировала, внезапно затихают. Её приоткрытый рот словно выдает внутренний шок.
– Что? – выдыхает она, словно не веря своим ушам. – Но я же говорила, мне нужен мой врач…
– Врач приедет сюда, – Костя уже набирает номер на телефоне, его голос не терпит возражений, он звучит холодно и уверенно, как командный приказ. – Любой квалифицированный специалист сможет определить, есть ли угроза. А если что-то серьёзное, сразу в больницу.
В его тоне звучит та самая сталь, которую он использует в переговорах с деловыми партнерами — абсолютная власть, не оставляющая ни малейшего пространства для споров или сомнений. Мила открывает рот, готовая возразить, но быстро его закрывает, словно почувствовав, что дальнейшие протесты лишь выдадут всю её игру и слабость.
– Но Костенька, – пробует она другую тактику, голос становится слабым и жалобным, словно тонкая нить, на которую она пытается поймать сочувствие, – мне нужно прилечь. Может, проводишь меня в спальню?
Костя поднимает на неё взгляд, и в этом взгляде столько холода, что я невольно вздрагиваю. Он не верит ни одному её слову.
Но при этом играет строго по правилам, которые она сама навязала, не позволяя себе ни малейшего снисхождения.
– Спальня на втором этаже, – отвечает он ровно, без тени сомнения. – Лестница. Беременным в твоём состоянии не рекомендуется подниматься по ступенькам. Можешь использовать диван в гостиной.
Лицо Милы на секунду искажается от злости и раздражения, но она быстро натягивает привычную маску страдальческого смирения, словно актриса, играющая свою роль до конца, не позволяя никому увидеть истинные эмоции.
– Конечно, ты прав, – девушка соглашается сквозь зубы, скрывая под искусственным спокойствием внутреннее недовольство. – Главное, чтобы с малышом всё было хорошо.,Лицо Милы на мгновение исказилось от злости, словно тень ярости мелькнула в её взгляде, но она быстро натянула маску страдальческого смирения, словно стараясь скрыть настоящие чувства под слоем терпения и покорности.
– Конечно, ты прав, – произнесла она сквозь зубы, голос дрожал, но слова были твердыми. – Главное, чтобы с малышом всё было хорошо.
Тем временем Костя уже говорил по телефону, вызывая врача на дом. Его голос звучал ровно, чётко, профессионально, без капли эмоций. Он спокойно называл адрес, подробно описывал ситуацию: беременная женщина, двадцать две недели, жалобы на боли внизу живота. Только факты, никакой паники, никаких переживаний.
А я стояла в стороне, пытаясь осмыслить всё, что происходит. В голове метались мысли, словно в водовороте.
Мой муж, человек, который совсем недавно признался мне в измене, спокойно оставляет свою любовницу ночевать в нашем доме.
