Но спасать приходилось не бизнес — а жильё. Хозяин арендованной квартиры позвонил и дал срок: три месяца, и на выход. Квартиру передавали его дочери, а другой аренды по старым ценам уже не было.
Валентина Васильевна пожала плечами:
– У меня однушка. Да и жить мне где-то надо.,Валентина Васильевна пожала плечами, будто пытаясь снять с себя часть чужой ответственности: – У меня однушка, и это всё, что у меня есть. Да и жить мне где-то надо, – добавила она, устало глядя в окно, где уже начинало темнеть.
Оставался единственный вариант: Соня. Но Антон идти к ней не хотел. Он всё время повторял: – Всё у неё есть потому, что я ей уступил! Я остался с крохами, а она поднялась. А теперь ещё и одолжение будет делать? Это ранило его гордость, и он не мог просто так попросить помощи. Поэтому решили действовать по-другому. Мама — переговорщик. Когда-то Соня упомянула, что у неё есть деньги. Вопрос был только в том, захочет ли она ими поделиться… Или же этот шаг станет для неё очередным поводом почувствовать власть и превосходство.
Жена Антона — Марина — давно уже не верила ни в проекты, ни в амбиции, ни в перспективы. Она ходила по квартире с усталой тенью на лице и говорила с горечью: — Я хожу, как нищенка! Ты же «бизнесмен», — её голос дрожал от обиды, — а дети у нас, между прочим, не в деревне растут. Им что? Без планшета в школу идти? Она смотрела на него, как на человека, который обещал многое, а в итоге оставил их наедине с нищетой и разочарованием.
Антон не отвечал. Он просто наливал себе из очередной бутылки, которую «временно списал со склада». В комнате стоял тяжелый, тягучий воздух, смешанный с запахом спиртного и усталости. В голове у него стоял гул — от недосыпа, от бесконечных «разборок», от тупика, в который они все вместе попали. Он пытался что-то делать, что-то продавать, с кем-то встречаться. Иногда даже создавал видимость бурной деятельности. Но всё тянулось как жвачка: липко, медленно, безвкусно — словно время застыло, а вместе с ним и надежды.
А потом позвонил арендодатель.
— Слушай, Антон, так вышло… Дочка выходит замуж, мы ей отдаём квартиру. Тебе надо съехать. Срок — три месяца, не обижайся, я держу цену всё это время, но потом — всё, прощаемся.
Эти слова прозвучали для Антона как приговор. В голове стукнуло что-то тяжёлое, словно камень упал на грудь. Он и сам знал, что висит над бездной, но чтобы прямо вот срок? И без вариантов? Это было как удар, который сбил с ног.
Цены на аренду за эти два года взлетели, как на дрожжах. Квартиры, даже похуже их нынешней, теперь стоили куда дороже. Плюс комиссия, залог, переезд — всё это требовало денег, которых не было. А денег – кот наплакал.
Он вцепился в Марину, как в последний якорь: — Что делать будем? Может, чуть попроще жильё?.. — Нет. Я в халупу с детьми не перееду, — ответила она твёрдо, — И вообще, хватит, Антон. Мы что, всю жизнь будем по чужим углам? Я не студентка! Нам нужна наша квартира. Своё жильё, понятно?
Они перепробовали всё. Перелопатили объявления, звонили знакомым, пробовали выбить кредит — тщетно. Надежда угасала с каждым днём, как свеча на ветру. Остался только один выход — тот, от которого Антона коробило.
Он не хотел этого разговора. Он злился. В глубине души он обвинял Соню: мол, всё могло быть иначе, если бы она отдала ему больше. Он бы не проиграл. Но реальность щелкнула по носу, как холодный ветер. И они с Мариной пошли ва-банк: — Пусть мама поговорит.
Тишина повисла в комнате, словно перед грозой. Все понимали, что это решение — последняя надежда, последний шанс удержаться на плаву. И Валентина Васильевна уже взялась за телефон, чтобы сделать то, что казалось невозможным.,Мать позвонила Соне в тот же вечер. Голос её был мягким, почти ласковым, но в нём пряталась какая-то жалобная нотка, словно она сама не до конца понимала, как просить. — Доченька… у нас тут, в общем, серьёзная ситуация. Антон с Маринкой — без жилья остаются. Ты ведь сама говорила, что у тебя есть кое-какие накопления…
Соня молчала, слушая каждое слово с тяжёлым сердцем, но потом её голос прозвучал холодно, отстранённо: — Мама. А с какой стати я должна тратить свои деньги на брата, который уже просадил одну квартиру?
— Ну что ты так? Это же твой брат! Не у всех всё так легко получается, как у тебя! — в голосе матери сквозила надежда и отчаянное желание убедить.
Внутри Сони будто что-то щёлкнуло, словно оборвался последний тонкий мостик доверия. Она медленно выдохнула, пытаясь унять раздражение: — Ты правда считаешь, что у меня «легко»? Это не везение, мам. Это не “повезло”. Это ежедневная работа, жёсткие решения, отказ от комфорта, всё по шагам. А Антон думал, что деньги — это уже успех. Что они сами будут работать. Он ничего не хотел понимать. Я не хочу снова смотреть, как он всё сливает в унитаз.
