Я посмотрела на неё, прищурившись. Кофе горчил, но это было не важно. Важнее было то, что она снова начала эту игру.
— Поровну? — спросила я, голос чуть сдавился. — Мама оставила тебе деньги со счёта. Там больше миллиона. Тебе мало?
Катя фыркнула, словно я сказала что-то глупое. Её глаза сверкнули раздражением, но она быстро скрыла это за привычной маской.
— Речь не о деньгах, Лена, — сказала она, словно повторяя давно заученную фразу. — Речь о справедливости. Мы обе её дочери. Почему тебе дом, а мне только накопления?
Я сжала чашку так сильно, что пальцы побелели. Керамика скрипнула под давлением. Катя всегда умела повернуть всё так, будто её обделили. Она умела играть на чувствах, заставлять сомневаться.
Но я знала правду. Мама не доверяла ей. Катя тратила деньги слишком легко — на шмотки, машины, поездки. Мама хотела, чтобы дом остался у меня. Не из-за денег. Из-за воспоминаний. Из-за того, что я берегла всё, что там было.
— Я не продам, — сказала я коротко. — Это моё.
Катя посмотрела на меня с холодной улыбкой. Её губы едва дернулись, но в глазах была сталь.
— Посмотрим, Лена. Посмотрим.,Приехав через несколько дней в мамин дом, я сразу почувствовала, что что-то не так. В воздухе висла какая-то тяжесть, будто стены сами предупреждали меня. Дверь в подвал, которую я точно не открывала, была приоткрыта. Она скрипела на петлях, как будто кто-то торопливо уходил. На чердаке кто-то копался — коробки с мамиными вещами были перевёрнуты, разбросаны в беспорядке. Я подошла ближе, провела пальцем по пыли на коробках — следы явно свежие. Проверила замки на всех дверях и окнах — всё цело, ничего не взломано. Но ощущение, что кто-то был в доме, не отпускало. Оно жгло изнутри, как холодный нож.
Я достала телефон и набрала Катю. Сердце колотилось, голос в горле пересох.
— Ты заходила в дом? — спросила я без предисловий, без попыток смягчить вопрос.
— Что? Нет, конечно, — её голос прозвучал слишком сладко, слишком спокойно. — Зачем мне это?
Я слышала в её тоне ложь. Вздохнула, сдерживая раздражение.
— Кто-то рылся в маминых вещах, — сказала я коротко.
— Может, ты сама что-то искала и забыла? — Катя рассмеялась, будто играла роль невинной. — Ты всегда была рассеянной.
Но я не была рассеянной. Ни разу. Вся эта ситуация казалась мне слишком знакомой. Я начала подозревать, что Катя что-то задумала. Она всегда была мастером манипуляций. В детстве она подстраивала ссоры так, чтобы я выглядела виноватой. В юности подговаривала друзей отвернуться от меня, если я не соглашалась с её планами. Теперь, похоже, она решила, что дом должен стать её трофеем. Её глаза горели жадностью, даже по телефону я это чувствовала.