— Мам. Мы просто хотим жить отдельно. Я же не бросаю тебя.
— А как же? Ты даже не пригласил меня на новоселье.
— Я звал. Ты сама отказалась.
Тишина на том конце. Потом короткое:
— Ладно. Живите, как знаете. Только потом не жалуйтесь.
— Ну? — спросила Даша, когда он положил трубку.
— Всё как всегда, — пожал он плечами. — Она считает, что ты меня увела.
— Она не понимает, что ты взрослый?
— Нет. Для неё я… не знаю… ребёнок с температурой, которому нужно в восемь спать и есть с ложечки.
— Пока что — угроза её привычной жизни.
— Знаешь, — сказала она наконец, — если она всё-таки когда-нибудь приедет… я хочу, чтобы она увидела: тут чисто, спокойно, уютно. Не как в гнезде врагов. А как дома.
— Думаешь, она вообще приедет?
— Не знаю. Но если да, я хочу быть к этому готова.
Они обустраивались. Не спеша, но с душой. Даша клеила на холодильник записки с делами, Артём каждый день приносил что-то по мелочи: то вешалку, то ведро, то новую чашку.
С работы Артём теперь сразу шёл домой, только иногда заезжал к матери. Даша не спрашивала, что там и как, но по его лицу видела — разговоры с Людмилой Викторовной шли тяжело.
— Она со мной почти не разговаривает, — сказал он однажды, снимая куртку у входа. — Только «угу» и «ладно».
— Обиженная. Думает, что я её бросил. И ты её обрекаешь на одиночество.
— Ну… она так это видит.
Даша не ответила. Она сидела на полу, сортируя вилки и ложки, доставшиеся от бабушки.
— Я ей не враг, — наконец сказала она. — И не собиралась воевать. Просто… хотела начать жизнь с тобой. Без наблюдателя и без замечаний, где мне хранить чай.
— Только ей ты это не скажешь.
— Я боюсь, что она не услышит.
В понедельник он снова заехал к матери. Хотел отдать комплект ключей — запасные. Она взяла их, ничего не говоря, положила в ящик.
— Мам, ты можешь прийти к нам. Посмотришь, как мы устроились.
— Устроились — и хорошо. Без меня же справились?
— Мы не отделяемся от тебя. Просто у нас теперь свой дом.
— Это она тебе так говорит?
— Это я говорю. Я. Твой сын.
Людмила Викторовна отвернулась к окну.
— Я одна, Тём. Ты — всё, что у меня есть. Я тебя растила одна, с пяти лет. Без бабушек, без нянек. Я боялась, что ты пропадёшь в этом мире, если я не буду рядом. А теперь ты уехал, и я никому не нужна.
— Ты мне нужна. Но я не могу всё время жить так, как тебе спокойно.
Она медленно повернулась.
— А мне страшно, Тём. Я не умею быть одна. Не умею быть мамой, которая просто в гости приходит. Я привыкла, что ты каждый вечер дома, что я варю тебе суп, а ты рассказываешь, как день прошёл. А теперь всё молчит. Соседи думают, что я тебя чем-то обидела. А я просто — одна.
Когда он рассказал Даше про этот разговор, она долго сидела молча. Потом сказала:
— Через месяц у тебя день рождения. Позови её. Только не на праздник. Просто в гости. Мы накроем стол. Спокойно. Без свечей. Без торта. Пусть увидит, что у нас не баррикады, а дом.
— Не знаю. Но это будет шаг с нашей стороны.
Через три дня Людмила Викторовна позвонила Даше сама.
— Артём говорил… у вас… почти все готово в квартире?
— Почти. Осталось только люстру повесить. А так — живём.
— Я думала… может, заехать на днях. Посмотреть. Если можно, конечно.
Даша чуть замерла от неожиданности.
— Конечно, можно. Мы будем рады. Хотите — в воскресенье?
— Давай. Воскресенье. После обеда.
— Спасибо, что позвали, — сказала Людмила Викторовна и повесила трубку.
— Она едет, — сообщила Даша вечером. — В воскресенье. Надо прибраться.
— Нет, ты не понял. Надо… не просто чисто. Надо так, чтобы она увидела — мы справляемся. Без фальши. Но с уважением.
— Ты уже её понимаешь.
— Я её не понимаю. Но я её больше не боюсь.
